Его невольница

Толга завернул мне руки за спину, надел наручники и ударом по ногам заставил встать на колени. Дуло его пистолета уперлось мне в голову. Кемран стоял напротив с сочившейся серной кислотой улыбкой и держал Валю, прижимая к себе за талию. Я окинул его взглядом с ног до головы, пытаясь оценить, сможет ли хрупкая испуганная и сдавшаяся на волю судьбы девушка сбить его с ног. Он не чувствует их уже на ладонь ниже колена, его держит лишь экзоскелет с «ботинками», плотно фиксирующим нечувствительные голени и ступни — устойчивая конструкция, в которой брат уже чувствовал себя уверенно и больше не опирался на палки-костыли. Кемран не держал в руках оружие, ему было достаточно трёх боевиков — один стоял у закрытой двери, второй напротив нее справа от меня в трёх шагах.

— Детей обманывают конфетами, а взрослых клятвами, — сказал Кемран громко в самое ухо девушки, неотрывно смотря мне в глаза. — В чем он поклялся тебе, Валя? Что все будет хорошо?

* * *

Его жаркое отрывистое дыхание лизало шею, будто языками пламени разверзнувшегося перед глазами ада. И единственным якорем в этом материализовавшемся кошмаре был Энвер.

Он стоял на коленях с упертым в голову «верным» помощником, знавшем, что такое честь и достоинство, дулом пистолета. Как же ошибался в нем мой неповерженный мужчина с прямой спиной и спокойным взглядом, будто впитал утёкшие из Толги эти самые честь и достоинство. Энвер ни слова не сказал ему за всю дорогу, но едва слышно шептал мне «всё будет хорошо, верь мне».

Но я не верила — предательство Толги подкосило больше меня, чем того, кому он «обязан самым дорогим».

— В том, что люблю ее, — услышала любимый голос несломленного. — А что сделал ты? — с неприкрытым вызовом спросил Кемрана.

— А я предложил ей жизнь! — процедил сквозь зубы, прыская слюной, как бешеный.

— Какую, Кемран? Ты же трус! Забился под крышу своего дома, как паук, и только и способен, что пить чужие жизни! Ты урод, Кемран! Как становятся уродами те, кто ест человечину и пьет кровь людей! Ты см…

— Я предложил остаться здесь и жить! — завопил инвалид.

С ужасом поняла, что он инвалид не телом — оно лишь закономерно отражало уродливую душу и исковерканную психику. И никакие титановые подпорки их не заменят и не исправят.

— Зачем, Кемран?! — напирал на брата Энвер. — Почему?

Он был спокоен и уверен в себе. Воплощение достоинства. Настоящий султан, который не боялся взбесившегося пса и оставался человеком, невзирая на обстоятельства. Я впервые видела его таким. В нем словно воплотилась наследственность древнего рода, говорили накопленный опыт и мудрость многих поколений славных правителей великих империй.

— Я убью тебя! — рыкнул Кемран в ответ.

Энвер ничего не боялся. За нас обоих боялась я. А он…

— В этом я никогда не сомневался. И знаешь почему, Кемран? — Энвер ждал ответа, будто вызвал к доске двоечника и ожидал от него хоть какого-то проблеска разума.

— Меня не интересуют твои ожидания!

Кемран чувствовал превосходство брата, и это злило его, как и собственная беспомощность перед человеческим достоинством и бесстрашием.

— С каких пор, Кемран?

Мой султан держал внимание брата, постоянно называя его по имени и задавая вопросы с непонятным мне подтекстом. Но его отлично понимал человек-инвалид.

— Тянешь время? На что ты рассчитываешь?

За дверью послышался шум, я повернулась на звук открывшейся двери и вздрогнула от двух выстрелов, слившихся в один, краем глаза увидев, как лицом в пол упал Энвер.

Мой истеричный вопль «Не-ет!» оглушил меня саму, отбился от стен тяжелым эхом и рухнул на плечи неподъемным грузом, заставив упасть на колени. Мир замер, замер в воздухе дымок — выдох пистолета Толги, убившего человека. Замер мой султан, мой божественный мерзавец, господин моего сердца. Замерло всё: звуки, запахи, люди, события, мысли. Лишь одна билась диким пульсом, ломая височные кости — «Верь мне… Всё будет хорошо…»



* * *

Вопль Вали резанул по сердцу хлыстом, от удара головой о торчавшие из бетона камешки я вырубился — Толга слишком сильно толкнул меня, выводя из-под выстрела охранника Кемрана. Когда привел в чувство, девушка уже мелькнула в дверях, уводимая крупным парнем в форме штурмовой группы нацполиции. Вытер ладонью кровь с рассечённого лба и поднялся на ноги.

Серхат — Волканом называть этого человека больше язык не поворачивался, теперь видно было, кто он на самом деле — снял охранника Кемрана, стоявшего у двери, когда брат — вернее, я — ломал комедию, нагоняя на пустой трёп несуществующего смысла. Второй человек Кемрана лежал с простреленной головой — Толга не зря коротал часы, расстреливая всевозможные мишени, выпуская пар. Он всегда знал, что этот день настанет.

— Энвер, твоя мать открывает клетки. До подрыва… — бросил взгляд на часы Серхат, — четыре минуты.