Его одержимость

— Прими душ, Лера. — грубый голос, звучащий скорее как приказ, заставляет меня открыть мокрые веки, и я снова встречаюсь с этим ледовитым океаном, бушующим в глазах мужчины.

— Вы сказали, я могу задавать вопросы, — выдавливаю из себя, вместо того чтобы сделать так, как он мне велел.

Он продолжает водить пальцем по моей щеке, не отрывая от меня пристального, изучающего взгляда. От его прикосновений я начинаю дрожать. Они заставляют меня чувствовать холод снаружи и сжигают изнутри. Всё в этом мужчине противоречиво. Он словно соткан из противоречий. И я сама чувствую себя двойственно рядом с ним. Теряюсь в ощущениях, настолько разнящихся, что кажется просто невозможно испытывать такой спектр эмоций к одному единственному человеку. Тем более когда знаешь его меньше суток.

— Спрашивай, Лера, — отвечает, спустя длительное молчание.

Костя выжидающе смотрит на меня, и я, не давая себе времени на раздумья, задаю тот самый главный вопрос, который мучает меня ещё с больницы. То, что не давало мне покоя с тех самых пор, как я узнала, кем мне приходится этот мужчина.

Да, это неправильно, волноваться сейчас о таких вещах. Но моё прошлое стёрто. Его будто бы нет. Нет вообще ничего. Только этот мужчина напротив. По сути, единственный человек, существующий сейчас в моей жизни. Реальный. Из плоти и крови, а не таинственный миф, о котором я даже не в состоянии вспомнить. Поэтому, набрав в лёгкие как можно больше воздуха, я на одном дыхании выпаливаю:

— Вы меня любите?

***

В этот простой, и одновременно такой чертовски сложный вопрос я вкладываю столько сил, что задав его, чувствую себя опустошённой. Дышу тяжело, продолжая вглядываться в голубые глаза с мелкими зелёными вкраплениями.

В какой-то момент мне кажется, что что-то в них меняется. Они словно становятся немного ярче, теплее. Это вспышка, быстрая, молниеносная, которая испаряется также неожиданно, как и возникает, но я готова поклясться, что видела её. Мне не могло почудиться. Я… я просто не хочу в это верить.

— Какой смысл ты вкладываешь в это слово, Лера? — рука мужчины всё ещё покоится на моём лице и он проводит пальцами по щеке вниз до подбородка и дальше, к шее, словно рисуя на моей коже какие-то одному ему известные узоры.

Я смотрю на него. На его лицо, самые необычные на свете глаза, изучаю, пытаясь запомнить каждую чёрточку. Больше никого и никогда в своей жизни, я не хочу забывать. И сейчас я с жадностью вбираю в себя каждую линию его лица, каждую мелкую морщинку, изгиб чётко очерченных губ, прямой нос и шрам на брови. Я впечатываю его образ в своё сознание, как что-то сокровенное. Единственный человек из моего прошлого. Единственный, кто пришёл в больницу и захотел позаботиться обо мне.

Костя сказал, что кроме родителей у меня не было других родственников, но наверняка ведь есть знакомые, друзья. Почему никто из них не позвонил, не приехал, не поинтересовался как я и в каком состоянии, не захотел поддержать в конце концов?

А этот мужчина приехал, примчался сразу, как только узнал, что со мной произошло. Забрал к себе, позаботился, пусть и не совсем обычным образом, но, всё же, это забота.

Неужели для него это всего лишь дань погибшему другу? Я не хочу в это верить. Мне нужен, просто жизненно необходим человек, который любил бы меня. Меня саму. Я не вывезу всю эту ситуацию одна.

Я знаю, что это проявление слабости, но сейчас чувствую себя маленьким тепличным цветком, который умрёт без человеческого участия.

— Я хочу знать, — произношу тихо, вздрагивая от лёгких прикосновений мужских пальцев к моему горлу. — Насколько близки вы были со мной. Вы сказали, что были другом моего папы, но никак не упомянули о наших с вами взаимоотношениях.

— Тебе это важно? — пальцы Кости продолжают блуждать по моей коже. Спускаются к ложбинке между ключиц и медленно ведут линию вниз. Я начинаю дышать чаще в тот момент когда его рука достигает грудной клетки. Кожу под его пальцами покалывает, и я чувствую, как внизу живота тяжелеет и тянет.

Это странное ощущение. И я не знаю, испытывала ли я его когда-то раньше. Но не могу сказать, что прикосновения мужчины мне неприятны.

— Вы любили меня? — настойчиво повторяю свой вопрос, сама не узнавая своего голоса, который отчего-то становится хриплым. — Ну, может быть как дочь или племянницу?

— Ты не моя дочь, Лера, — безразличный голос мужчины в одно мгновение меняется, становясь грубым, жёстким. — Никогда не была и не будешь. Я не стану заменой твоего отца, девочка, не нужно ждать от меня подобной… любви.

Его рука перестаёт гладить мои ключицы, и пальцы сжимаются на лацканах пиджака, в который я до сих пор одета, соединяя две половины вместе.

Слова мужчины, жестокие, безжалостные, действуют на меня как пощёчина. Горло сводит спазмом, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы избавиться от этого гадкого ощущения.