Его падший ангел

– Немного больше, учитывая сопутствующие траты. Но не переживай, у меня их было два, так что как-нибудь переживу.

– Мирон, – Ада качает головой и смотрит на меня своими огромными, расширенными от шока глазами.

– Скажи еще, что я права не имел.

– Не имел, – она глотает воздух губами и растерянно замолкает.

– Ну, прости. И давай, спускайся к нам смертным. Живи теперь как-нибудь. Хоть на работу устроишься. Поймешь, как это вообще, когда деньги тебе не папик выделяет, а самой приходится шевелиться.

– Сволочь, – Ада осела в кресло и закрыла лицо руками.

Отлично.

Опять накрывает волной ярости и хочется эту сучку неблагодарную придушить. Что не сделай, все не то и все мало. Да что ей вообще от мужиков и от жизни надо?

– Ада, – кладу на лицо прохладные ладони и растираю его, – я от тебя ничего не требую и ни к чему не принуждаю. Ты свободна и можешь идти на все четыре стороны. Живи как хочешь и оставь меня уже в покое.

Она медленно встает и отворачивается, делает пару шагов к выходу. Ада до последнего Ада. Даже спасибо хуй сказала. Сука меркантильная. Останавливается и оборачивается вся белая.

– Ты идиот.

– Ну спасибо, – сил мои больше нет это ее эгоизм терпеть. Перед глазами застилает красный дым. Медленно встаю из-за стола и иду в ее сторону с твердым намерением наконец придушить. Останавливаюсь всего в шаге от Ады и замираю.

Такого я еще в этой жизни не видел. Из огромных глаз размером с монету начинают катиться крупные слезы. Я в курсе, что все люди плачут и Ада, конечно, тоже физически может. Но все же.

– Ты что не понимаешь, что все это для тебя было, дурак? – отчаянно подрагивает ее голос и в мою грудь врезается кулачок.

– Да о чем ты вообще? – растерянно тяну к ней ладонь и стираю со щеки влагу, точно настоящие.

– Я же всегда тебя любила, с того долбаного свидания, – Ада срывается на крик, – Просто позволить себе не могла. Ни себе, ни тебе. У меня же не было будущего, только конечный срок и больничная койка. И спустя эти кошмарные четыре года ничего не изменилось. Даже сейчас мне тебе предложить нечего, – она закрывает лицо ладонями и тихонько всхлипывает, – я это тупик, Мирон. Мне ведь даже детей иметь нельзя.

В голове начали туго крутиться шестеренки. Смысл ее слов все никак не доходил.

– Повтори, – обхватываю запястья и пытаюсь оторвать ладони, прячущие ее лицо, но Ада не дает.

– Что повторить? – разносится из ладоней, глухо и напополам со всхлипами.

– Самое главное в этой твоей слезливой херне, – я терпеливо продолжаю отдирать ее пальцы. Ни в какую на меня смотреть не хочет.

– У меня никогда не будет детей, – шепчет Ада почти неслышно.

– Ада, не выводи, – отрываю наконец ладони и смотрю в зареванные глаза, – повтори.

– Я тебя люблю, – раздается сбивчивое признание и она жмурится, выдавая очередную порцию слез.

– Да ты просто, – с силой сжимаю хрупкие запястья и стискиваю зубы. Твою же мать!!! Да я ее всю жизнь!!! А она же!!! Ну вот как же? Я ей деньги за секс предлагал, сукой меркантильной называл, тварью бездушной, трахал как последнюю шлюху. А она, блядь, все терпела и молчала. Это что, самопожертвование такое? – долбаная мать Тереза, блядь.

– Ты не представляешь, какой была бы твоя жизнь рядом со мной все это время, – Ада отчаянно качает головой, – мой отец не пережил очередного отказа и слег с инфарктом. Он растаял у меня на глазах. А что было бы с тобой? – не сдается малышка.

– Господи, какая же ты дурочка, – жму Аду к себе и поверить не могу, что она так долго все это в себе носила.

– Я не дурочка, – она обнимает меня своими ладонями и утыкается в грудь, – это ты дурак. Мог бы жить себе счастливо и припеваючи. У тебя же все есть и девушка тоже.

– Ты моя девушка и другой нет, – целую темную макушку и поднимаю пушинку на руки, сажусь с ней на диван у окна, на котором я спал последнее время и прижимаю к груди свое беспокойное счастье.

– Правда? – еще один всхлип.

– Моя глупышка, – жму Аду к себе и поверить не могу, что она так долго все это скрывала. Я считал ее конченой эгоисткой, а она, видите ли, решила, что так будет лучше. Всю душу мне наизнанку вывернула. Два раза.

– Мирон, как же я теперь жить буду?

– Долго и мучительно, прикую тебя цепью к себе и выброшу ключ.

– Я согласна, – Ада тихонько затихает и только периодически вытирает капающие из глаз слезы.

– Люблю тебя, Ада. Всегда любил.

– Знаю, – она еще плотнее прижимается к моей рубашке и та промокает, – только я все равно поступила правильно, – упрямо не отступает Ада.

А как бы поступил я на месте Ады? Что делать, если тебе двадцать один, ты и пожить толком не успел, а тебе говорят, что осталось совсем чуть-чуть?  Я бы захотел всего, взял бы по максимуму. Только смог бы я удерживать рядом с собой любимую, зная, что моя смерть ее уничтожит? Не смог бы. Отпустил. Оттолкнул. Дал бы шанс.

Ада все сделала правильно, дала мне шанс, но я использовал его по-своему.

– Да, – бездумно вожу пальцем по ее щеке, – я так на тебя злился, что за четыре года заработал столько, что хватило на лечение и еще прилично осталось.