Его падший ангел

Официантка ставит передо мной заказ и я беру в руки вилку, медленно отрезаю кусочек и вкладываю в рот, жую. На вкус, как трава. Вздыхаю, но все равно доедаю и запиваю таким же безвкусным компотом. Вкус и запах исчезли еще полгода назад, так что теперь у меня наслаждение едой чисто эстетическое.

Глава 07 Мирон

– По какому поводу имею честь? – сухенький профессор смотрит на меня из-под своих очков. К этому светиле запись на два месяца вперед, но если есть деньги, то и ничего невозможно в жизни нет.

– Аркадий Семенович, – протягиваю ему папку с распечатанными и переведенными документами, – хочу у вас проконсультироваться по поводу одной вашей бывшей пациентки.

– Ада, девочка, – он грустно проводит ладонью по страницам, – жива еще или уже нет?

У меня от его вопроса все внутри холодеет.

– Жива. Расскажите, что с ней.

– Тут же все написано, мил человек, – он разводит руками и показывает на бумаги.

– Я в этом ничего не понимаю, – начинаю нервно дергаться в кресле, – можете простыми словами?

– Простыми, – доктор усмехнулся, – сфинголипидоз, наследственное заболевание, развивается в результате недостаточности фермента глюкоцереброзидазы, которая приводит к накоплению глюкоцереброзида во многих тканях, включая селезёнку, печень, почки, лёгкие, мозг и костный мозг. Заболевание связано с рецессивной мутацией в гене GBA, расположенном в 1-й хромосоме. У Ады тип три, встречается в 1/100000 случаев. Медленно прогрессирует, плохо выявляется. Все было бы неплохо, но у нее совсем редкая и сложная форма мутации. Для науки интересно, но для медицины в целом не очень. Так что не повезло девочке. Частная лаборатория в Германии брала ее в платную программу, пробовала новые лекарства, но потом ее вывели.

– И что? Шансов нет? – мне становится хуже с каждым словом Мельникова.

– Чисто теоретически, – он хитро щурится, – всегда есть. Если Ада еще жива, как у нее с симптомами без терапии?

– Выглядит нормально, сидит на вот этих обезболивающих и сильных снотворных, – вытаскиваю из кучи фотографии препаратов.

– Неплохо, но мало, – он цокает, – по бумагам последние пилюли вышли три недели назад. А без них Ада долго не протянет, максимум еще две недели, потом таблетки уже не помогут вообще. Ее ждет смерть, – он бросает очки на стол, – Обезболивающие только маскировка и только на неделю, потом надо решать. Ей бы в Хоспис, там хотя бы конец облегчили.

– Подождите, – нетерпеливо обрываю его я, – а лечение?

– Насколько я помню, Аде уже давно не по карману. Потому она из Германии и вернулась, частный центр не занимается благотворительностью, дома у нее шанс был, – он грустно усмехается, – но взяли другого пациента, более молодого и податливого к лечению.

– А если деньги есть? – пододвигаюсь ближе.

– Мирон, не думаю, что вы будете готовы к таким тратам.

– Не считайте мои деньги, потрачу сколько нужно будет, пишите сумму.

– Ладно, – профессор опять натягивает очки, – есть три варианта. Можно купить ей набор препаратов на месяц в той клинике, где она лечилась. Схема новая, должна сработать. Когда есть деньги, продолжать можно до бесконечности. Простая поддерживающая терапия, будет изолировать дефектные гены и снимать все симптомы. Не лечит, только купирует заболевание на время приема лекарств. Препараты каждые полгода пересматриваются для большей эффективности. Второй вариант – участие в платной исследовательской программе. Знаю, есть и бесплатные и Аду в такую уже брали. Но там люди больше как подопытные кролики, шансы пятьдесят на пятьдесят. В платной программе разработают схему конкретно под ее случай. Есть очень хороший шанс на улучшение состояния и даже поддерживающая терапия будет не нужна. И третий, Мирон. В израильской клинике разработали отличный коктейль с нано-роботами, работающими с цепью ДНК. Не пугайтесь. Ученые создали искусственные частицы по подобию обычного вируса. Они ищут дефектные участки и чинят, множатся, пока нужны. Делается такая своеобразная вакцина под конкретного человека в течение нескольких недель. Нужна расшифровка дефектной части генома пациента, свежие анализы и сам пациент соответственно. Жить она будет при любом варианте, выбирайте на свой вкус.

Мельников пододвинул ко мне бумагу с цифрами.

– Подскажите, а когда она узнала о диагнозе?

– Судя по началу лечение лет пять назад, плюс диагностика, так что, может, и чуть дольше.

– Спасибо.

Выхожу из кабинета и падаю на скамейку рядом. Ада знала и брала от жизни все, что та могла ей предложить.

Какого хрена она отказалась от моего предложения сейчас? Могла бы продлить себе лечение, вчера даже звонили из клиники.

Надо срочно увидеть Аду, бросаю все бумаги в бардачок и направляюсь к ее дому.

– Куда собралась? – дергаю ее за локоть, пока она не скрылась за углом. Чуть успел.

Ада стряхивает мою руку и бегло осматривает:

– Вчера не наигрался? Мирон, отвали.

– Точно нет, – тяну ее за собой к машине, – ты мне целых десять часов подарила.

– Я передумала, – Ада упирается, но я легко запихиваю ее на пассажирское сиденье, – ты права не имеешь.