Его повесили на площади Победы. Архивная драма

Как правило, привычка к беспрекословному подчинению быстро разрешала подобные недоразумения. По справедливому замечанию историка Ивана Ковтуна, «нежелание офицеров участвовать в казнях было всего лишь минутной слабостью, которая мгновенно проходила, как только звучала команда встать в строй, и тогда уже никто ничего не говорил, а послушно нажимал на курок».

Насчет детей

Из показаний Рене Розенбауэра от 5 марта 1969 года: «Я еще припоминаю, что одна женщина из колонны подскочила к нам и сказала, что она не еврейка, ее ребенок во время игры с еврейскими детьми был забран вместе с ними, и она хотела бы найти своего ребенка. Один из эсэсовцев тогда сказал, что ребенок уже расстрелян. На это Еккельн сказал эсэсовцу, что женщину нужно увести. Я еще услышал, что он шепнул ему, что женщина должна быть расстреляна, чтобы она ничего не могла рассказать».

Еще недавно решения насчет детей не так легко принимались. За месяц до этого, в конце августа, в городе Белая Церковь зондеркоманда расстреляла евреев, после чего представители вермахта обнаружили в одном из домов 90 детей, от младенцев до пяти-шестилетних, которых охраняла украинская полиция. Их плач был слышен на соседних улицах. Оберштурмфюрер СС Август Хефнер после войны давал показания о том, как он «получил от Пауля Блобеля приказ расстрелять детей и возражал, что солдаты войск СС — молодые люди, как же они это сделают, когда у них у самих маленькие дети… Этот спор длился примерно 10 минут. Я предложил, чтобы детей расстреливала украинская полиция. Так и сделали».

Для расстрела киевских евреев 45-й батальон сформировал три экзекуционные команды, а зондеркоманда 4а — одну. Хотя состав менялся, можно предположить, что 45-й батальон расстрелял около 20 тысяч евреев, а зондеркоманда 4а — около 14 тысяч. Подчиненные Еккельна убили куда больше, нежели айнзатцкоманда. Насчет детей у них сомнений не было.

«Организация труда»

29–30 сентября 1941 года 45-й полицейский батальон вместе с украинской вспомогательной полицией конвоировал колонну.

Все происходило деловито, по рационализаторскому почину Еккельна. Место казни охранялось внешним и внутренним оцеплением, чтобы предотвратить побеги. По прибытии люди еще на улице должны были сдать багаж — только после этого они понимали, что их ждет. Затем они направлялись на сборные пункты, где сдавали деньги и ценности. Так как обыск занимал слишком много времени, жертвы сами «должны были раздеться и голыми идти в яму. Одежду обыскивали украинцы в поисках драгоценностей, которые должны быть сданы команде… Они шли в яму, ложились и были застрелены. В овраге находилось много людей с автоматами, которые производили казнь. По краям оврага стояли постовые, так что бежать было практически невозможно» (из показаний обершарфюрера зондеркоманды 4а Эрнста Конзее 28 февраля 1962 года).

Сопротивление бесполезно. Оставалось только уйти из жизни с достоинством. «Были расстреляны многие тысячи евреев. Все они шли на смерть спокойно. Не было криков и воплей» (из показаний 19 ноября 1965 года полицейского 9-го резервного полицейского батальона Антона Лауэра). «…Жертвы с удивительным самообладанием и спокойствием сходили в ров. Они должны были ложиться лицом вниз на трупы расстрелянных ранее, в то время как стрелки убивали в затылок целые семьи. В это невозможно поверить». Во все это и в самом деле невозможно поверить, но материалы подписанного 2 февраля 1970 года обвинительного заключения регенсбургской прокуратуры по «делу Розенбауэра, Бессера и Кройцера» не оставляют сомнений.

А вот еще цитата из этого документа: «…Спустя 8–14 дней после этих ужасных событий обвиняемые Розенбауэр, Бессер и Кройцер, а также другие члены подразделения приняли участие в товарищеской вечеринке в Киеве, которую устроил Еккельн для участников акции и которая преследовала цель настроить участвовавших в акции людей на другие мысли. Еккельн по этому поводу произнес речь, в которой он пытался оправдать массовые убийства и благодарил действующих лиц за содействие».

Банкеты смерти

«Мы тогда пили очень много шнапса — чтобы как следует выдержать все это отвратительное дело», — это вновь полицейский Лауэр.

Шнапс лился рекой, потому что был очень нужен. Чернорабочим смерти — чтобы делать свою «работу» и не помнить, в чем она заключалась. Бригадирам шнапс нужен был после «работы» — чтобы спать. А для тех, кому спать ничего не мешало, алкоголь становился наградой за тяжелую «работу». После криков детей без этого никуда.

Айнзатцгруппы принимали на грудь как до, так и после акций, алкоголь становился допингом, добавлявшим жестокости. А то и во время: в Каменце-Подольском некоторые «трудяги» утирали кровавые брызги, выпивали и с новыми силами возвращались к убийствам.