Несмотря на стыд и смущение, она жаждала повторить этот опыт. Рози заподозрила, что близость с мужчиной прекрасна всегда, и это интриговало ее и потрясало воображение. Но на беду, у Рози не хватало духа сказать Боуи, что она хотела бы заняться этим еще разок, а он не спешил проявлять инициативу.
Самым скверным, что сопутствовало любви, была полная беспомощность. Она мечтала, чтобы Боуи снова занялся с ней любовью, но не знала, как его к этому побудить.
Рози открыла флягу, висевшую на шее, и сделала глоток. Тепловатая вода не умерила жара солнца, обжигавшего кожу, и не облегчила изнурительного труда по прополке полей. Сквозь гул в голове Рози вообразила, как злорадно смеется Фрэнк Блевинз, видя ее пшеницу, погибающую от засухи.
Согнувшись, Рози набросилась на жесткую поросль дикой горчицы. Ожесточенно размахивая мотыгой, она с каждой минутой чувствовала себя все более раздраженной и беспомощной.
Какая несправедливость! Боуи, преодолев страх и отвращение Рози, показал, насколько восхитительна и волнующа близость, а теперь отвернулся от нее и держит на расстоянии вот уже несколько недель. Мог хотя бы сказать, что между ними произошло нечто действительно замечательное.
Зачем все эти быстрые прикосновения, случайные объятия, комплименты, слова о том, какая она чистая и нарядная, если Боуи не намерен перейти к делу? Рози ждала этого напряженно и лихорадочно. Мысль о близости стала для нее такой же навязчивой идеей, как и о дожде.
К тому времени, когда прозвучал гонг, возвещая о том, что Лодиша подает ужин на стол через час, Рози была озлоблена и раздражена, как голодная кошка. Отшвырнув мотыгу, она последовала за Джоном Хоукинзом к прибрежным тополям.
Догнав ее, Боуи вытер шею и посмотрел на небо:
— Если и дальше не будет дождя, урожай пропал.
— Думаешь, я этого не знаю? — Рози нагнулась и скинула ботинки, собираясь войти в ручей. Окунувшись, она прислонилась спиной к каменной стенке запруды. Чистый поток омывал опаленные солнцем руки и босые ноги, избавляя от пота и обжигающей боли в мышцах.
— Иногда мне жаль, что я отказался от жизни индейца, — со стоном признался Джон Хоукинз, тяжело опускаясь в воду рядом с Рози. Боуи погрузился с другой стороны. — Я предпочел бы быть охотником, а не фермером. Фермерство ломает хребет и выжигает душу.
Упираясь спиной в каменистый берег, Боуи обмахивал лицо шляпой и смотрел на первые звезды в сумеречном небе.
— Ни облачка.
— Ночью будет дождь, — устало обронил Джон Хоукинз.
— Дай Бог, чтобы ты был прав, но я в этом здорово сомневаюсь. — Рози окунула в воду волосы, почувствовала упоительную прохладу и через силу сказала вслух то, о чем думали все: — Боюсь, в этом году урожая нам не собрать. — Подобная перспектива убивала ее.
Фрэнк Блевинз, гореть в огне его черной душе, опять победит. Грудь ее сдавило, руки сжались в кулаки. Паническая мысль об очередном потерянном урожае внушила Рози желание утопиться.
Джон Хоукинз со стоном выбрался из воды, устало махнул рукой и побрел к амбару переодеться в сухое.
Боуи пошевелился и коснулся в воде бедра Рози своим. Она подпрыгнула так, словно он поддел ее вилами.
— Ладно, — вздохнул Боуи. — Давай поговорим. Ты уже несколько недель нервничаешь. Это из-за урожая?
— Конечно, меня до смерти волнует урожай. Но не это стоит у меня поперек горла. — Рози не сводила глаз с темнеющего небосвода.
— Хотя многие женщины думают, что мужчины умеют читать мысли, это не так. Если тебе есть что сказать — говори.
Рози молчала так долго, что Боуи начал подниматься и поглядывать в сторону дома.
— Дело в траханье, — выпалила она.
Заметив, как вспыхнули ее смуглые щеки, Боуи снова погрузился в воду.
— Так что там насчет траханья? — спросил он, не глядя на нее. На его скулах заиграли желваки.
Несколько минут Рози подыскивала слова и набиралась решимости. Она тоже избегала его взгляда.
— Я ничего не понимаю, — проговорила она. Лицо ее горело от стыда. — Я думала, ты понял, что мне понравилось, как у нас все получилось. Совсем не так, как раньше. Ты не сделал мне больно, и после этого я не чувствовала себя грязной. Мне было… так хорошо! Это было чудесно. — Боже! Она и не подозревала, что способна говорить о чем-то подобном. Проклиная себя за то, что затеяла этот разговор, Рози ринулась вперед очертя голову: — Так что если ты все еще считаешь, будто я боюсь, возражаю или что-нибудь еще в этом роде… Ну так знай, я не против.
— Я рад, Рози.
— Вот, решила тебе сказать. На случай, если, по твоему мнению, ничего не изменилось. — Украдкой взглянув на него, Рози с удивлением заметила, что он нахмурился и печален. Может, она плохо объяснила? — Раньше я говорила, что скорее перережу себе глотку, чем позволю себя трахнуть. Ну так вот, это не так. По крайней мере мне так кажется, хотя для полной уверенности не хватает опыта.