– У меня есть основания полагать, – сказал профессор, – что то место, которое я занимаю здесь, всего лишь веха на пути к гораздо более широкой арене научной деятельности. Но даже эта должность приносит мне приблизительно полторы тысячи фунтов в год. К тому же мои книги дают мне еще несколько сотен. Поэтому я вполне мог бы обеспечить вас теми удобствами, к которым вы привыкли. Это то, что касается финансового вопроса. По поводу себя и своего здоровья могу сказать, что я ни разу в жизни ничем не болел, если не считать легких приступов цефалгии, вызванных слишком продолжительным напряжением мыслительных центров мозга. Ни у отца, ни у матери не было никаких признаков предрасположенности к каким бы то ни было заболеваниям, но я не стану скрывать, что у моего деда был нарушен обмен веществ, что вызвало поражение суставов.
– Это какая-то серьезная болезнь? – удивленно подняла брови миссис О’Джеймс.
– Это подагра.
– Всего лишь? А прозвучало довольно устрашающе.
– Это, конечно, неприятно, но я надеюсь, что его заболевание не передалось мне по наследству. Все это я рассказал вам, потому что, принимая решение, вы должны учесть эти факторы. Могу ли я теперь спросить, согласны ли вы принять мое предложение?
Он остановился и устремил на нее прямой выжидательный взгляд.
Весь вид миссис О’Джеймс говорил о том, что в душе ее происходит борьба. Она опустила глаза, поводила носком туфельки по траве, стала теребить пальцами цепочку на поясе с ключами и брелоками. Потом неожиданным порывистым жестом, словно решившись на безрассудство, протянула руку спутнику.
– Я принимаю ваше предложение, – твердо произнесла она с такой интонацией, будто отреклась от чего-то.
Осененные тенью боярышника, они стояли и смотрели друг другу в глаза. Профессор торжественно наклонился и припал к затянутым в перчатку пальцам.
– Я надеюсь, что у вас никогда не будет причин пожалеть о своем решении, – сказал он.
– Надеюсь, что и у вас их не будет, – воскликнула она, дыша всей грудью.
В глазах у нее появились слезы, губы задрожали от нахлынувшего сильного чувства.
– Давайте снова выйдем на свет, – предложил он. – Солнечный свет – превосходное тонизирующее средство. Вы взволнованы. Волнение – это всего лишь небольшой избыточный прилив крови к продолговатому мозгу и варолиевому мосту. Знаете, чтобы успокоиться, достаточно описать чувства и душевные переживания научными терминами. Так ты чувствуешь, что у тебя под ногами – незыблемая основа из точных, проверенных фактов.
– Но это же ужасно неромантично, – сказала миссис О’Джеймс с былым блеском в глазах.
– Романтика – это продукт воображения и невежественности. Там, куда простирается холодный чистый свет науки, к счастью, романтике нет места.
– Но разве любовь и романтика – это не одно и то же? – спросила она.
– Вовсе нет. Любовь уже перестала быть достоянием поэтов, теперь она находится в руках ученых. И может выясниться, что любовь – одна из великих космических элементарных сил. Когда атом водорода притягивает к себе атом хлора, чтобы образовать идеальную по своему строению молекулу соляной кислоты, сила, которая заставляет его это делать, может иметь по существу ту же самую природу, что и сила, влекущая меня к вам. Притяжение и отталкивание – вот главные силы. Сейчас я испытываю притяжение.
– А вот и отталкивание, – произнесла миссис О’Джеймс, увидев, что через газон к ним направляется невысокая полная женщина с румяным лицом. – Как хорошо, что вы вышли, миссис Эсдэйл. К нам заехал профессор Грэй.
– Здравствуйте, профессор, – поздоровалась вновь прибывшая с некоторым оттенком церемонности в голосе. – Вы поступили очень разумно, решив остаться на улице, сегодня ведь такой славный день. Погода просто божественная, не правда ли?
– Да, погода отменная, – подтвердил профессор.
– Прислушайтесь!.. – Миссис Эсдэйл подняла палец и выдержала многозначительную паузу. – Слышите, как ветер шумит в ветвях деревьев? Это природа поет колыбельную. Вам, профессор Грэй, никогда не приходило в голову, что так могут шептаться ангелы?
– Нет, подобная мысль меня не посещала, мадам.
– Ах, профессор, я не перестаю утверждать, что у вас есть лишь один недостаток – непонимание глубинного значения природы. Если позволите, отсутствие воображения. Разве у вас не замирает сердце, когда вы слышите пение дрозда?
– Признаюсь, ничего подобного со мной не происходит, миссис Эсдэйл.
– Разве вы не видите, насколько прекрасен цвет листвы? Посмотрите, сколько в нем оттенков зеленого!
– Хлорофилл, – пробормотал профессор.
– Наука – ужасно прозаичная вещь. Ученые только тем и заняты, что препарируют и систематизируют, не видя великого за малым. Вы ведь, профессор Грэй, придерживаетесь невысокого мнения о женском уме, не так ли? Я, кажется, слышала, как вы говорили нечто подобное.
– Это просто вопрос физики. – Профессор прикрыл глаза и пожал плечами. – В среднем женский головной мозг весит на две унции меньше мужского. Хотя, несомненно, есть и исключения. Природа допускает отклонения.