Отложив кисточку в сторону, Оливия присела, понимая, как нелегко будет матери объяснить и принять то, что она собиралась сказать. На душе стало тягостно от предстоящего разговора.
— Мама, пожалуйста, выслушай меня. Мы обе знаем, что хоть и приданное у меня приличное, но я далеко не красавица… — Мать сделала попытку вставить свое слово, но Оливия жестом остановила ее. — Пошел уже третий сезон. И за это время было три кандидата мне в женихи, но, увы, все они оказались не столь порядочными и благородными. Пора признать, что в замужестве у меня шансов столько же, сколько у листочка остаться осенью зеленым.
Тут на девушку обрушилась волна негодования:
— Милая! Всего лишь три сезона! — воскликнула Лили. — Рано записывать себя в старые девы. Бывали случаи, когда выходили замуж в двадцать пять и более лет. Например, помнишь миссис Триз? Бедняжка в свои двадцать четыре уже перестала думать о браке, но нашелся джентльмен, который все-таки сделал ей предложение. Он, конечно, не имел благородного происхождения, зато смог обеспечить им хорошую безбедную жизнь. Так что брось унывать. Завтра же едем к модистке, она подберет для тебя замечательный наряд.
«Особенно если вспомнить, что эти двое никогда не любили друг друга, а у мистера Триз так и вовсе был сифилис из-за бесконечного потока любовниц из разных слоев» — мрачно подумала Оливия.
Лили пошла к выходу. Видит бог, Оливия пыталась быть деликатнее.
— Нет, мама. Я приняла решение, что никуда не поеду. — Ее голос заметно приобрел твердость. — Более того, я собираюсь прожить жизнь, занимаясь своим любимым делом — писать картины.
Мать уставилась на нее как на летающую карету. Выражение ее лица стало походить на рыбу, которую выбросило на сушу. Чтобы дочь графа писала картины?! Это просто нонсенс!
— Дочь моя, скажи, что ты пошутила. Иначе я стану думать, что ты просто сошла с ума, — посмеялась Лили.
Оливия была решительно настроена в этот раз до конца стоять на своем, даже если потом ее закидают камнями.
— Я абсолютно серьезно. Раз мне настолько не везет в любви, значит, буду самостоятельно строить свое будущее. Я уже все продумала, — заявила она.
— Девочка моя, опомнись! Что за дикая мысль? На что ты будешь жить после нашей с отцом кончины? — Возмущенно размахивала руками мать. — И какое отношение может иметь любовь к браку? Это уже другое. Чаще всего любовь не играет никакой роли в женитьбе, только затуманивает головы и лишает рассудка. Знаешь ли ты, сколько людей в свете погубила эта любовь? Они поддались мимолетному увлечению, но расплачиваются за это до конца жизни.
Оливия, посмотрев на свои руки, промолчала. Она знала, насколько серьезно это решение. Возможно, что она обрекает себя на бедность и одиночество, а может, на успех и процветание. Но нельзя судить о вкусе еды, даже не попробовав ее.
Лили начала метаться из угла в угол со сложенными руками, не зная, что еще сказать, чтобы отговорить единственную дочь от авантюры. Ей казалось, что нет худшего положения для женщины, чем остаться одинокой без мужа. Оказывается, есть — писать картины в этой одинокой нищете, да еще с таким достаточно высоким статусом! Какая глупость!
Графиня остановилась, опустила руки и произнесла дрожащим голосом:
— Я настаиваю, чтобы ты сейчас же поговорила с отцом. Он должен… нет, он просто обязан заставить тебя передумать! Я немедленно иду к нему в сад. — И она тут же умчалась с намерением спасти свою дочь, как она думает, от участи нищей старой девы.
Оливии и ее матери редко, когда удавалось найти точки соприкосновения, потому что обе были такие разные: если для одной самое главное в жизни — выдать дочь замуж, то для другой это замужество никогда не являлось целью всей жизни.
Больше всего Оливия мечтала о любви, которая привела бы к браку, а не наоборот, как считает ее мать. Однако не судьба.
В первом сезоне за ней ухаживал один джентльмен, который, скажем, был не очень дальновидным. Он приезжал к ним с визитами, танцевал с Оливией на балах каждый раз, когда они встречались. Было ясно, что мужчина заинтересован в общении с ней. Но парадокс в том, что буквального общения-то и не было. Каждый раз их диалоги были наполнены лишь формальностью: приветствиями и взаимными вопросами о здоровье их семей. Она, конечно, пыталась развернуть их разговор на различные темы, но каждый раз он заходил в тупик. Ну разве можно выходить замуж за человека, с которым нельзя даже элементарно связать пары слов? Поэтому Оливия сказала об этом ему прямо.
Второй джентльмен, который претендовал на руку и сердце девушки, был старше нее почти в два раза.
Она не отвечала на его знаки внимания, а тот из-за задетой гордости с нотками обиды заявил:
— Вы слишком высокого о себе мнения, — сказал он. — Любая женщина была бы счастлива стать предметом моего внимания, но вы, являясь юной особой, прощены за свою глупость. Всего доброго, — и удалился.
Третий же и вовсе оказался охотником за приданым. Оливия узнала об этом, когда однажды на балу он перебрал с шампанским.
Причем он сам признался ей в этом за ужином, сказав: