Его Снежинка, пятая справа

Следователь, который оказался вовсе не загадочным Константином Тихомировым из ФСБ, а грузным капитаном полиции, показывал мне фотографии бандитов и того самого политика. Серёжи среди них не было. Я ссылалась на головную боль и стресс, но затем робко поинтересовалась:

— Этих людей арестовали?

— Почему это вас интересует? — спросил следователь.

— Опасные ведь люди, — пожала я плечами. — А моё имя почему-то всё время ставят рядом с ними. Это пугает. Я вообще не могу никак прийти в себя, не могу поверить, что весь ужас закончился, и можно просто жить.

— Закончился, — кивнул, сложив гармошкой двойной подбородок, служитель закона. — Операция прошла успешно.

— Их арестовали? — сглотнув, спросила я. — Всех?

— Главное, что вам никто больше угрожать не станет, — улыбнулся расплывшийся, похожий на ждуна, мужчина в пиджаке.

Я бы выдохнула с облегчением, когда он раскланялся, но сил не было даже на это, словно меня выпили, как устрицу с лимоном. Дорохов просто назначил время показа, развернулся и ушёл.

К счастью, за мной приехал папа. Похудевший, осунувшийся, он улыбался нервно и постоянно хватался за мою руку в такси по дороге домой, словно хотел убедиться, что я жива. Сама я, впрочем, в этом была не очень уверена — слишком многое случилось за этот долгий день, водоворот событий слизнул меня и растворил полностью, не оставив ни капли живой энергии. Оболочка с пучком на голове, в чунях и трико больше ни на что не была способна.

Только ночью, в квартире Валентины Павловны, в моей комнате с цветущими гибискусами и пеларгониями на окнах, яркими азалиями и настойчивым запахом оладушек из кухни, лежа в кровати в уютной розовой пижаме и глядя на сизый в темноте потолок, я почувствовала, что Я Есть. Да, утомлённая всем на свете, да, искусанная пираньями, да, смущённая новостями и немного отравленная ими, но всё же я. И тогда я подумала о Серёже.

Мой Терминатор, кто он на самом деле? Мне известно только имя и то, что он спас мне жизнь, а ещё то, что его губы невероятно тёплые и сладкие, что его руки большие и добрые, и им так легко доверять. Что его глаза то стальные, то нежные, серые, как перламутровые облака в вечернем небе, стремились прочитать, что творится в моих. Что его голос с мягкой, завораживающей хрипотцой, способен пробраться мне под кожу.

Папа, которому Валентина Павловна постелила теперь в гостиной, заглянул ко мне:

— Не спишь, дочурка?

— Нет.

— Я слышу, ворочаешься. Тебе успокоительного не надо? У меня есть целый арсенал.

— Нет, папуль, я нормально. Просто мысли. Скажи, па, мужчина, прыгавший с парашютом, способный водить машину, как автогонщик, меняющий автомобили, без труда раскидывающий в драке троих, способный справиться со сложной аппаратурой и не говорящий своей фамилии и вообще ничего про себя, кем может быть?

Папа крякнул и потёр подбородок.

— Это тот, что тебя спас?

— Да.

— То есть он был с бандой?

— Да.

— Скорей всего и сам один из них. Недавно смотрел сериал, где бывший десантник стал наёмником. Просто не человек, а машина для убийства… — папа напрягся, потом выдохнул. — Хорошо, что он пожалел тебя, Женёк. Но ты постарайся забыть всё, как страшный сон, это уже в прошлом.

Забыть?

Я поёрзала и поправила подушку, замотала головой.

— Но ведь он был добрым. И его фотографию среди других членов банды мне не показали. Может, он работает на наших?

Папа усмехнулся.

— Спецагент под прикрытием?

— Ну да.

— Знаешь, дочурка, ты всегда отличалась богатым воображением и жила в своей балетной сказке, оторванная от мира, но реальность намного прозаичнее. Так что, думаю, встретился тебе не Серый Волк, пожалевший Красную Шапочку, а обычный преступник…

— Не обычный. Представляешь, он принял меня сначала за ребёнка!

— Вот видишь?! — папа снова вздохнул и подошёл ко мне, присел на край кровати. — Я в другом сериале как раз видел, что у многих киллеров есть принцип не убивать детей. Вот и этот пожалел. А потом уже куда деваться? Вроде неловко перед самим собой заднюю давать.

Я даже села, возмущенная подобным предположением.

— Заднюю?! Папа, но он же меня вернул! И что ты всё про сериалы? Они тоже не обычная жизнь, а придуманная.

— Зато жизненная. Что я могу сказать? Спасибо ему, что вернул! Но перед этим, не забывай, именно он тебя похитил, как-то отключил, а потом держал несколько дней взаперти, как ты рассказываешь. То есть он всё-таки может быть опасен.

— Да нет, он не опасный, он очень добрый, правда!

— Угу, — помрачнел папа. — Я читал про такую ерунду, как Стокгольмский синдром, но никогда не думал, что моя сильная, разумная дочурка его испытает. Тебе нужен психолог, Женёк. У тебя шок и травма.

— Не нужен мне никакой психолог, — насупилась я. — У меня всё в порядке и досаждают мне только журналисты!

— И они тебя так просто в покое не оставят, уж поверь. Мне все эти дни звонила одна настырная мадам из репортёров. И блогер какой-то.

— Папочка, — взмолилась я. — Давай не будем об этом? Я так устала!

— Хорошо, прости, Женёк. Спокойной ночи!