Его трудное счастье (СИ)

— Брат звонил, у них школу захватили прямо на линейке. Сашка с Юлей спаслись, со старшеклассниками смогли выбежать, но там дети в заложниках. Люда, забери Мишку, мне так спокойнее будет. Маме пока ни слова, поняла?

Люда молча кивнула, будто Дима мог её видеть, выключила телефон и опустилась на стул. Затем вскочила, заметалась по квартире в поисках одежды для Катюши, натянула на дочь комбинезон, схватила свою куртку и вылетела на лестничную площадку. Благо до школы было недалеко, она пробежала эти два квартала с дочерью на руках, совершенно не ощущая её веса. Дети бегали по школьному двору, кричали, смеялись, бросались начавшими опадать листьями, а в голове у Люды билась только одна мысль — «заложники… заложники… заложники». Брат Димы Виктор уехал на Кавказ несколько лет назад — ему предложили работу на асфальтовом заводе в небольшом городке. Они часто звонили, рассказывали о новом месте, о работе, о маленьком Сашке, который тоже орал в трубку, как ему тут весело живётся, сколько у него новых друзей, как дружно они живут — и осетины, и русские, и армяне. Три года назад Саша пошёл в школу и захлёбываясь эмоциями рассказывал, как здорово у них в школе, какой у них спортзал, какие светлые кабинеты. В этом году он пошёл уже в четвёртый класс. И вдруг — «заложники»…

— Мама! Мама! — Миша бежал к ней, раскинув руки и подпрыгивая. А Люда смотрела на него и не могла сказать ни слова, потому что ей вдруг показалось, что сын бежит в полной тишине, а где-то тут рядом в кустах, на деревьях, на крышах сидят снайперы, которые в любой момент могут убить! Убить! Убить её сына. Она поймала Мишу в объятия, лихорадочно ощупывая его худенькое тельце, заглядывая в глаза, поминутно целуя красные щёчки и ладошки, испачканные шариковой ручкой. — Мам, ты чего? Ты за мной, ма? Но у нас ещё уроки, мам.

— Ничего, я вашей учительнице скажу, что мы пойдём домой, хорошо? Я вам ваши оладушки любимые поджарю. С мёдом, хочешь? Пойдём, надо портфель забрать.

Они быстро вошли в класс, учительница вопросительно глянула на маму с сыном, но тут же согласно кивнула, когда Люда прошептала ей страшную новость. Они добрались домой, Люда закрыла дверь и только тогда опустилась на пол у двери и тихо заплакала, стараясь не напугать детей.

Вечером Алексей вернулся в столицу и сразу заехал к Воеводиным. К тому времени уже все телевизионные и радиовещательные каналы были заполнены страшными новостями и слухами.

Вегержинов посмотрел на хмурого Диму и тихо прошептал:

— Ты это имел в виду, когда говорил, что они детьми прикрываться будут?

Воеводин прикрыл глаза и отрицательно покачал головой:

— Нет, Алёшка, я до такого бы не додумался, даже предположить не мог. Это же… этому нет оправдания, понимаешь? Это кем надо быть, чтобы матерей и детей расстреливать? Их же тоже мать родила! Женщина! Это выше моего понимания. Где честь? Достоинство? Всё умерло, это даже не враги, это… даже названия подобрать не могу. А ты представляешь, что будет с этими малышами потом? Они всю жизнь это помнить будут! Это не взрослые мужики, хотя и среди военных тоже масса больных со стрессовыми расстройствами, а тут детишки…

Он обнял Катюшу, которая прижалась к отцу и что-то бормотала. Миша сидел рядом с Людой, водя пальцем по написанным им в тетради палочкам, точкам и завитушкам. Он что-то увлечённо шептал маме, а она молча гладила его по голове и поминутно целовала.

— Люда как с ума сошла. Ни в какую не разрешает Мишутке завтра в школу идти.

— Хочешь, возьми парней из охраны, пусть она увидит, что ребёнок под присмотром.

Дмитрий медленно повернул голову к Алексею и тихо выдохнул:

— Алёшка, ты гений!

— Я знаю, — согласно кивнул Вегержинов и встал: — Завтра Валька возвращается. Что-то не нравится мне его новое руководство, голову даю на отсечение — уйдёт Валентин из армии. Помяни моё слово, не в его характере терпеть то разпиздяйство, что сейчас устроили. Отец говорит, что с их новым начальником ни о чём нельзя говорить, такое впечатление, что он вообще ни черта в медицине не понимает. Этакий военный хитрожопый экземпляр. Ему важно, чтобы форма была наглажена и тротуар подметён. Он первым делом у Валентина спросил, сколько коммерческих договоров его отделение заключило. О как! А раненые, которые после Валькиных операций на ноги встали, — херня! Ладно, меня Лена с Павликом ждут, пойду я. Люд, мы тут посовещались и решили охрану в вашу школу направить, а со временем сделать это на постоянной основе. Так что ты не бойся, мы Мишутку в обиду не дадим.

Люда резко обернулась и улыбнулась, кивая и стараясь унять непрошенные слёзы. Миша же широко зевнул и привалился к маме. Первый день учёбы, новые впечатления и непонятные разговоры взрослых утомили его. Пора спать… Завтра в школу…

***

Валентин стоял посередине кабинета начальника департамента и слушал генерала, чуть склонив голову набок. Интересно, на кой хер он это ему говорит? Или пытается спровоцировать его? Так мы уже стольких начальников пережили, что нам уже всё музыкально, как говорится. И жизнь у нас как музыка! То в бубен, то по барабану.