Его величество

– Тогда, матушка, надо приступать к манифесту, – осторожно сказал Николай Павлович.

– К написанию манифеста, – поправила она и добавила повелительно. – Лучше Карамзина никто с этой задачей не справится.

Великий князь поморщился. Он знал и уважал Карамзина. Николай Михайлович был хороший историк, обладал литературным даром, поэтическим. Но для составления текста манифеста требовался человек с государственным складом ума, работавший с законами, умеющий их выстраивать. И он хотел предложить Сперанского.

– Слышал я, Николай Михайлович прибаливал последнее время, – робко заметил великий князь.

– Он совершенно здоров, – оборвала его Мария Федоровна. Поднялась, прошла по комнате. Около двери остановилась. – Вот здесь, – она топнула ногой, – сегодня утром стоял Карамзин. Я ему еще комплимент сказала, что выглядит моложе лет своих.

– Тогда я откланиваюсь. У меня кроме написания проекта манифеста еще много дел. Надо созвать генералитет. Требуется поговорить с командирами частей о переприсяге, – стараясь как можно тверже и спокойнее говорил Николай Павлович.

Он еще во многом зависел от матери. С ней через Милорадовича был связан генералитет. Марию Федоровну поддерживали ее брат, главноуправляющий ведомством путей сообщения герцог Александр Вюртембергский, ее племянник, генерал от инфантерии Евгений Вюртембергский. Безраздельно был предан матушке, несмотря на дружбу с ним, брат Михаил Павлович. Дружеские отношения у нее были с адмиралом Мордвиновым. Она была нужна финансовым кругам, объединенным интересами Российско-Американской компании. Да и сам он в Зимнем дворце жил по порядкам, установленным вдовствующей императрицей.

– Откланялся, так иди, что еще задумал? – вывела его из размышлений Мария Федоровна. – Или хочешь, чтобы я с тобой над проектом манифеста посидела? – Она нервно хохотнула. И тут неожиданно, почувствовав, что сейчас не выдержит, расплачется от бессилия, от невозможности остановить быстрый поток событий, который стремительно отдалял от нее заветную мечту побыть хоть недолго регентшей при внуке Александре, выкинув вперед к двери руку, резко сказала: – Иди же и действуй!

* * *

Николай Павлович отправился в свои комнаты. Написал проект манифеста и послал за Карамзиным.

Короткими и деловыми были встречи великого князя с командирами частей. Он виделся с командиром Московского полка генерал-майором П. А. Фредериксом, полковником лейб-гвардии Измайловского полка В. А. Перовским, командующим гвардейской пехотой генерал-лейтенантом К. И. Бистромом, дежурным генералом Главного штаба А. Н. Потаповым. Беседовал Николай Павлович также с главноуправляющим путей сообщения своим дядей Александром Вюртембергским, а также с  его сыном, своим двоюродным братом генералом от инфантерии Евгением Вюртембергским.17

К вечеру он сел за письмо к брату Михаилу. На 13-е декабря намечался созыв Государственного совета. По договоренности с председателем совета Лопухиным, великий князь Михаил Павлович должен будет выступить и подтвердить волю цесаревича Константина Павловича.

Нервное возбуждение помогало Николаю Павловичу находиться весь день на ногах, участвовать в разговорах с большим числом людей, но к вечеру великий князь почувствовал усталость.

«Завтра трудный день. Надо выспаться», – думал он, возвращаясь во дворец.

Николаю Павловичу оставалось зайти в кабинет, посмотреть кое-какие документы, а потом отправляться в комнаты. Не обратив внимания на офицеров, вытянувшихся по стойке смирно, он миновал приемную, но едва успел в кабинете снять шинель, как услышал голос дежурного офицера:

– Ваше высочество! В приемной вас ожидает адъютант командующего гвардейскою пехотою генерала Бистрома с пакетом в собственные руки.

Забрав пакет, велев адъютанту подпоручику Ростовцеву обождать ответа в приемной, великий князь принялся читать письмо:

«В продолжение четырех лет, с сердечным удовольствием замечав, иногда, Ваше доброе ко мне расположение; думая, что люди, Вас окружающие, в минуту решительную не имеют довольно смелости быть откровенными с Вами; горя желанием быть, по мере сил моих, полезным спокойствию и славе России; наконец, в уверенности, что к человеку, отвергшему корону, как к человеку истинно благородному, можно иметь полную доверенность, я решился на сей отважный поступок. Не посчитайте меня коварным донощиком, не думайте, чтоб я был чьим-либо орудием или действовал из подлых видов моей личности, – нет. С чистою совестью я пришел говорить Вам правду.

Бескорыстным поступком Своим, беспримерным в летописях, Вы сделались предметом благоговения, и История, хотя бы Вы никогда и не царствовали, поставит Вас выше многих знаменитых честолюбцев; но Вы только зачали славное дело; чтобы быть истинно великим, Вам нужно довершить оное.

В народе и войске распространился уже слух, что Константин Павлович отказывается от престола. Следуя редко доброму влечению Вашего сердца, излишне доверяя льстецам и наушникам Вашим, Вы весьма многих против Себя раздражили. Для Вашей собственной славы погодите царствовать.