Его выбор (СИ)

И вспоминал скрипучий старческий голос, уют старого дома, мягкую благодарность, когда Рэми вкладывал в сухие руки очищенное яблоко. А еще вспоминал угольный взгляд заглядывающей в окна белки и смех дедушки, который каждое зверье встречал как самого большого друга.

— Знаешь, — говорил Захарий. — Говорят, что дар заклинателя близок дару мага. Мы, как и они, чувствительны к этому миру, знаем его лучше, чем другие. Понимаем его. И болеем его болью. И потому нас уважают так же, как и магов.

Уважают? Рэми улыбнулся сквозь слезы. Он не хотел теперь ни уважение, ни собравшихся вокруг людей, ни горького аромата скошенной травы. Он хотел вновь увидеть своего дедушку, немного растрепанным, в старых, но всегда опрятных одеждах, потирающем больное колено. Не таким, как сейчас...

Захарий теперь выглядел иначе, чем ночью. Умытый и одетый в белоснежные одежды, он, казалось, спал на одеяле из ромашек, васильков, герани, люцерны. И уже было не страшно, почти, и не так больно. Может, старшой прав? И дедушку теперь за гранью встречают родные?

Конечно, встречают…

Рэми вздрогнул — голос внутри был сегодня особо отчетливым. И уже не удавалось избавиться от чувства, что говорит кто-то родной… близкий. Гораздо даже более близкий, чем стоявшая рядом мама.

— Ты бледен, сын, — сказала она, заглядывая в глаза. — Ты должен помнить, что каждый в этом мир приходит и уходит. Иначе не бывает.

Бывает… И есть те, кто будет рядом всегда. Я буду. Пока ты дышишь, я буду рядом.

Рэми сжал губы и посмотрел на отплывавшую от берега лодку. Быстрая река подхватила суденышко, жрец смерти в черном балахоне прошептал слова заклинания и Рэми вздрогнул, когда лодка вдруг вспыхнула огнем, и тот же огонь выжрал душу знанием — это конец.

— Рэми! — окликнула мать, но волчонок не послушался и нырнул в кусты лозы.

А потом он долго сидел на берегу реки, смотрел в бегущую воду и уже не скрывал слез. Жерл и мама говорили, что так нельзя… но Рэми плакал и не мог успокоиться. И уже не пытался утишить голос внутри: «Отпусти боль. Отпусти, мой мальчик, в ней нет ничего плохого… терять всегда трудно». Этот голос был единственным, что ему осталось в этот вечер.

— Вот ты где.

Рэми не обернулся, не оторвал взгляда от плещущей воды, в которой уже отражалось кровавое закатное зарево.

— Я для тебя в тягость? — неожиданно сам для себя спросил волчонок, весь сжавшись в предчувствии ответа.

— Понимаешь, — Брэн опустился на траву рядом с Рэми, — ты просто слишком быстро вырос, я даже не успел заметить когда…

— Мне всего десять. Ты взрослый, а я…

— А ты разумнее, чем многие взрослые, — усмехнулся Брэн, потрепав волосы Рэми. Волчонок нахмурился и выскользнул из-под ласки. Ему вдруг стало неприятно, что Брэн вновь дурачится, считая Рэми маленьким мальчиком.

— Видишь, — в глазах Брэна грусть искрилась смехом, — ты уже и сам не хочешь быть неразумным дитем. Завтра ты станешь главой своего рода. Будешь совсем большим и важным, маленький братишка. И уже не станешь слушаться назойливого Брэна.

— Стану, — вновь нахмурился Рэми.

— Потому и станешь, что знаешь, чувствуешь, — ты для меня очень важен, — Рэми вздрогнул и внимательно посмотрел на Брэна. — Чувствуешь ведь, правда?

— Да, — улыбнулся волчонок, вновь скрывая слезы, на этот раз радости.

Они долго оставались у реки, до самого рассвета, молча. Брэн сидел, прислонившись спиной к березе, Рэми опустил голову на его колени и смотрел, как серебрил лунный свет неугомонную, журчащую реку. И слушал, слушал уже не пытаясь попросить замолчать, голос внутри.

Я так долго ждал такого, как ты...

А назавтра небо хмурилось тучами. Нестерпимо пахло свежескошенной травой. Утренний воздух, чистый, вешний, будоражил душу, стряхивая с плеч тяжесть боли.

На площади возле тяжелого, приземистого храма рода собралась вся деревня. Простые мужики были слегка напуганы, мяли в руках шапки, маялись в праздничных чистых одеждах. Чуть поодаль стояли, явно скучая, дозорные.

Рэми быстро разделся и отдал плащ мрачной, почему-то бледной матери. Босой, в тонкой тунике до пят, вместе с тремя другими юношами он встал на колени посреди площади. Дрожа то ли от утреннего холода, то ли от напряжения, волчонок все никак не осмеливался поднять головы и оторвать взгляда от темно-коричневого песка. Жерл говорил, чтобы глаз Рэми не поднимал, потому что архан дерзости не любит… да разве Рэми дерзкий?

Не бойся, ничего они тебе не сделают. Не бойся, мой мальчик....