Его выбор [СИ]

У забора он погладил еще раз Черныша, поцеловал его в нос, и, не слушая более тихого поскуливания пса, вскарабкался на растущую тут яблоню. Управляющий Жерла давно уже порывался спилить старое дерево, но не решался — больно вкусные и сладкие плоды давало оно по осени. А Рэми было и на руку — ветви яблони свисали с другой стороны забора и, если двигаться по ним осторожно, прислушиваясь к каждому хрусту, можно выбраться из сада, минуя ворота с охраной.

А дальше лес. Полный шорохов, но родной и понятный. И ручей. И шаткий мостик, переливающийся в свете луны капельками росы. И еще казавшаяся огромной нива, в мягкой, недавно вспаханной земле которой увязали ноги.

А за ней — ровные ряды огородов, разбитая копытами дорога, темные ленты заборов и нужная Рэми калитка.

Забор старейшины был ниже, чем забор Жерла, перемахнуть его оказалось раз плюнуть. Мягко приземлившись с другой стороны, Рэми спрятался за сараем и выглянул во двор. Дом спал. Пес старейшины поскуливал, запертый в сарае, волчица стояла с другой стороны двора, у забора, к которому была привязана, и смотрела на Рэми неподвижным, поблескивающим в свете луны взглядом.

Не опоздал. Облегчение ответило усталостью, на миг Рэми почувствовал, что слабеет. Тенью выскользнув из-за сарая, он подошел к волчице и вздрогнул, услышав едва слышное рычание. Вспомнив наказ Брэна не лезть к большим зверям, Рэми на миг замер. Но, посмотрев в глаза волчицы, как завороженный, шагнул вперед.

Матерая. Гораздо больше тех собак, что охраняли замок, казармы или дом Жерла. Свободная. Такой не прикажешь, такую можно только попросить. Красивая. И глаза ее блестели в темноте, отражая лунный свет, и шерсть дыбилась на холке. «Нельзя подходить», — шептал разум. «Нельзя», — повторял, краешком сознания отмечая вздрагивающую верхнюю губу зверя, острые белые клыки, с которых капала в песок пена слюны.

Рэми и сам знал, что нельзя. Умом. А ноги сами шли к волчице, пальцы сами зарывались в длинную шерсть, успокаивая. И ноги подкашивались, коленями падая в грязь. И губы уже сами шептали, прося о доверии. И заветные слова, которые когда-то пытался вдолбить Брэн, вдруг оживали.

Рэми наконец-то понял, что такое — разговаривать с животными. Понял, что такое связь, крепчающая с каждым мгновением, окутывающая их обоих. Когда кажется — лишний раз вздохнешь и оборвется, лунным светом рассыплется по звездам, растворится в хрустальном журчании ручья. Тише… мягче. Спокойнее. Дышать в такт. Заставить сердце биться в такт. Толчками гнать по жилам кровь — в такт. Раз, два, три… Набрать побольше воздуха в легкие, до одури, и открыть глаза, вновь возвращаясь во внешний мир.

Волчица покорилась. Смотрела не преданно, как волкодав, а с искренней свободной любовью. Рычала, но уже ласково, почти нежно, лизала щеки, уши, шею, как самому любимому, дорогому детенышу. Верила. Безоговорочно. Но и к рукам не ластилась, не прислуживала, а смотрела как на равного. Как на друга, не как на господина.

Очнувшись, Рэми заглянул в умные глаза, вытащил из поясных ножен тонкий клинок, подаренный Брэном, и вновь зашептал успокаивающие слова, когда волчица дернулась при виде обнаженного оружия. Звякнула цепь, прикрепленная к веревке на шее волчицы, захлопала в курятнике крыльями птица.

Теперь уже волчица была заворожена голосом человека. Теперь она смотрела в глаза смело и доверчиво, когда нож скользнул между шеей и плотно завязанной на ней веревкой, возвращая свободу. Теперь она уже не хотела уходить, слепо, как щенок, тыкаясь носом Рэми в плечо и сминая лапами лежавшую в песке змею цепи.

— Беги! — тихо прошептал Рэми, отталкивая волчицу. — Беги!

Волчица посмотрела на него в последний раз и бесшумной тенью исчезла в сереющей перед рассветом темноте. Завыла, громко и нудно, соседская собака. Рэми живо вскочил на ноги, вновь перемахнул через забор и побежал по дороге. Страх, нарастающий с каждым шагом, гнал его вперед. Он боялся быть пойманным, боялся вернуться и посмотреть в глаза Жерлу. Рэми ослушался. Впервые. И не знал, что дальше. И не заругает ли старшой, как ругал слуг? И не выпорет ли на конюшне, как не раз порол дозорных? О том, что будет, если его первым поймает отец Вела, Рэми думать не хотел. Знал, что старшой смилостивится и защитит, а вот старейшина — то вряд ли.

Запоздало услышав за спиной стук копыт, Рэми хотел нырнуть в прибрежную траву, да не успел — сильная рука поймала его шиворот и грубо перебросила через круп коня. От страха Рэми вмиг взмок, свежие царапины полыхнули огнем, в горле противно запершило. Волчонок было дернулся, но его вновь дернули за ворот, да так, что дыхание перехватило.

— Несносный щенок! — выругался Жерл. — Не рыпайся! Упадешь с коня — поднимать не буду.