Весь ужас случившегося обрушился на нее, и, задохнувшись, она прошептала:
— Ты — не Эван!
Выражение его лица не изменилось, а пристальный взгляд остался неколебимым.
— Боюсь, нет.
Глава вторая
Если бы солнце вдруг померкло — и то Бриана не испытала бы большего ужаса. Ее мир разлетелся вдребезги, и она отчаянно напрягала силы, чтобы собрать осколки воедино, чтобы абсурд обрел смысл.
Он должен был быть Эваном. Должен был…
— Эван все еще во Франции, — донесся тихий, бесплотный голос.
Но Эван открыл ей дверь, когда она пришла, не так ли? Она поцеловала его и сказала, что хочет заняться любовью.
— О Господи! — прошептала Бриана, широко открыв невидящие глаза, и прижала руку к губам.
Потом были эти поцелуи — долгие, горячие, инициатором которых тоже была она.
— О Господи! — Она крепко зажмурилась, но память опять возвращала ее к подробностям происшедшего.
Она сама расстегнула платье… Он целовал ее везде и… Он довел ее до самого оглушительного в ее жизни состояния… Он держал ее, трепещущую, в своих объятиях… А она просила…
— О Господи! — Она мучительно застонала. Повернувшись на подушке, она закрыла лицо руками. Джейк Роуленд! Ее крест, ее враг!
— Бриана… — Этот хриплый мужской голос струился над нею с потрясшей ее мягкостью. Этот человек не был Эваном! Он не имел права произносить ее имя так интимно, так ласково. Не имел права лежать так близко, что она своей кожей ощущала тепло его тела.
— Оставь меня, — всхлипнула она. — Оставь меня, наконец, Джейк! — И хотя он ничего не ответил, она чувствовала его пристальный взгляд. Легкий трепет сотряс ее всю от головы до пят. И вдруг она осознала, что лежит здесь, в этой постели, с ним… обнаженная!
Вскрикнув, она в панике схватила смятое покрывало и завернулась в него.
— Мое платье! — воскликнула она, сев и одной рукой удерживая на себе покрывало. — Где мое платье!
— Успокойся. — Джейк сел рядом, равнодушный к собственной наготе.
— Я хочу уйти отсюда, — всхлипнула она и метнулась с постели. Волоча за собой покрывало, она искала свои трусики, свои черные шелковые трусики… которые Джейк Роуленд помог ей сбросить.
— Черт побери, Бриана, ты не можешь уйти, пока мы не сядем и не обсудим все. — Он вскочил на ноги, потом обошел кровать, ступая так осторожно, словно она была диким зверем, которого он загнал в угол. — В таком состоянии, пока не успокоишься, ты не можешь сесть за руль, да и пешком идти тоже.
Потом она заметила черный шелк. Ее трусики! В руке Джейка! Он смотрел на нее с мрачным интересом. Но это был Джейк Роуленд, а она знала по опыту, какой интерес он к ней испытывал. Он не стал подходить к ней.
— Дыши глубоко и медленно, Бриана.
— Отдай! — вскричала она, закипая негодованием.
— Нет, пока ты…
Он не успел договорить, как она ударила его, потом уцепилась за трусики, чтобы вырвать их из его руки. Тогда он обхватил ее. Она толкнула его в грудь. Он опрокинул ее на кровать, а она начала вырываться, вкладывая в борьбу все свои силы. Но он легко одолел ее и удерживал, повернув спиной к себе. Руки ее были прижаты к бокам, щека — на льняной простыне.
— Как ты мог так обмануть меня? — бросила она. — Как мог так низко пасть?
— Конечно, хочешь обвинить во всем меня!
— Ты занял место своего брата.
— Это ты пришла ко мне, помнишь?
— Ты же знаешь, я думала, что это Эван!
— А откуда я мог знать?
— А с чего это я захотела бы лечь в постель с тобой?
— Приди, наконец, в себя.
Ярость душила ее, жгучая и ослепительная. Она боролась, стараясь освободиться от его хватки.
— Отпусти меня!
— Отпущу, когда успокоишься.
Но ее гнев все нарастал, и чем больше она боролась, тем сильнее он ее стискивал. Потом протянул одну руку под ее грудью, а сильными ногами обвил ее ноги. Когда она опять начала сопротивляться, покрывало сползло с нее, они оказались плотно прижаты друг к другу. Какое-то тепло возникло между ними — и с каждым движением их тел нарастало.
Ей уже был знаком этот жар: недавно Джейк пробудил его — ласками, поцелуями. И уж совсем не помогала мысль о том, что он мог сделать это снова. Острое желание опять пронзило ее, и она даже зажмурилась, подавляя его.
Она замерла — сама неподвижность. Он тоже не дрогнул ни одним мускулом. Но напряжение объяло их обоих, мощное, взрывоопасное.
— Я… я успокоилась. — Она наконец отдышалась, хотя ни на йоту не успокоилась — внутри горело самое позорное желание.
— Уверена? — спросил он горячим задушенным шепотом.
Она слабо кивнула.
— Обещаешь не удрать, если я тебя отпущу?
— Об…обещаю.
Он, тяжело дыша, все еще колебался. Потом отпустил ее ноги и убрал одну руку с груди, другую — с талии.
Она не могла бы удрать, даже если бы захотела. Борьба подавила ее ярость, но оставила ее взбудораженной и разбитой, как после лихорадки.