Его женщина

Через неделю умерла баба Нюра. Ушла она так же тихо, как и жила, освободив молодых от хлопот. Таня плакала и причитала, что бабуленька захотела «остаться дома». Наверное, так оно и было.

Мы похоронили Нюру рядом с ее соседкой и верной подружкой Зиной. Теперь наши старушки лежали рядом.

– Им так веселее, – всхлипывала Танюша.

Тридцатого сентября, когда уже начались проливные дожди, мальчика выписали.

Приехал из рейса Мишка и, смущаясь, коротко и скупо благодарил меня за своих и долго тряс руку. Мы таскали в машину мешки и банки, чемоданы и коробки с вещами. Танюшка плакала и приговаривала, что по выходным они будут наезжать – проведать меня. Показала погреб и строго наказала пользоваться всем – картошкой, капустой, соленьями и грибами. И конечно, дровами, которые напилил и наколол Мишка Маркелов, ее суровый и молчаливый супруг.

Они уехали, и я остался один. Долго стоял на улице под холодным дождем и смотрел им вслед. Мне было одиноко и грустно, и, затопив печь, я уселся работать.

За окном монотонно лил дождь, но в доме было тепло и сухо. На печке стояли кастрюля с грибным супом, оставленная заботливой соседушкой, и чугунок с тушеной капустой. На пару дней едой я был обеспечен, и это облегчало проблему.

Пятнадцатого октября – я запомнил этот день – я поставил точку. Мой новый роман был закончен. Конечно, еще предстояла долгая и многоразовая вычитка-правка, но это мне казалось уже сущим пустяком. Я – выдохнул. Я снова жил.

По утрам я надевал плащ-палатку, любезно оставленную мне Мишкой, резиновые высоченные сапоги бабы Зины и наперекор погоде отправлялся гулять. Руки мерзли и костенели от злого ветра, слезились глаза и хлюпало в носу. Сапоги проваливались и чавкали в жирной и липкой грязи. А я шел по пустому, серому и мокрому полю и ощущал такую свободу и радость! Они так пьянили меня, что я пошатывался, словно только что хорошо и крепко, от души накатил. Кстати, вот этого мне совершенно точно не хотелось! И в мыслях не было. Даже для пустяка, для «сугрева»!

Поздно вечером, часов в двенадцать, я со стуком клацнул последнюю точку, громко и шумно выдохнул, откинулся на спинку стула и громко, в голос, запел.

Назавтра я начал собираться домой.

Марина

Мы с Никой расположились в ее комнате, а мама – в моей. Мама была еще очень слаба, но, конечно, пыталась помочь: хваталась то за швабру, то за кастрюли.

Я, разумеется, гнала ее в комнату, но она усаживалась на кухне, возле меня. Кажется, никогда в жизни мы не разговаривали так много. Моя скрытная мама рассказывала мне о своем детстве, о бабушке и дедушке, знать которых мне, увы, не довелось – ушли они рано, до моего рождения. О встрече с моим отцом, о его предательстве и уходе, о своей любви и прощении.

Ника ходила на работу, а по вечерам мы слышали, как она запирается в ванной и плачет. Сердце рвалось. Мы пытались ее утешать, а она сжималась в комок и, как всегда, выпускала иголки. Мама сказала, что надо оставить ее в покое – пока «само не успокоится». Я вспоминала Сережу и думала о том, как много должно пройти времени, чтобы «само успокоилось». Впрочем, и ситуации были разные – Сережа был безупречен, а вот Никин несостоявшийся муж от совершенства был весьма далек.

Геннадий вернулся из командировки, и мы поехали покупать платье – я его купить так и не успела. Я равнодушно ходила по магазину, щупала материал, небрежно разглядывала фасоны, и мой будущий муж видел, что я абсолютно спокойна и равнодушна.

Он хмурился, выходил из магазина, всем своим видом демонстрируя недовольство.

Наконец я выбрала платье – нежно-фисташкового цвета и очень скромного фасона. Мой нареченный недовольно скривился, но спорить не стал. Мы вышли на улицу и зашли в кафе выпить кофе. Геннадий смотрел на часы и нервничал.

– Торопишься? – спросила я.

Он кивнул и усмехнулся:

– А ты, кажется, нет!

– Да, сегодня я выходная.

– Я не о том – нахмурился он. – Слушай, Марина! Может быть, мы наконец… – Он замолчал, подбирая слова. – Может быть, мы наконец закончим с этим вопросом?

– В смысле? – Я сделал вид, что не поняла.

– В смысле – со свадьбой и нашими планами, – не скрывая раздражения, резко ответил он.

– Закончим? – уточнила я. – А мне казалось, что это будет только началом! Гена, ты же все понимаешь, мама очень слаба! А Ника… Ей очень плохо сейчас! Ты даже не представляешь, в каком она состоянии – муж изменил, она в положении. А он, этот гад, ни разу не позвонил. Мне кажется, да что кажется – я уверена! – что сейчас всем не до праздника. Ну давай чуть отложим, хотя бы на месяц! Все понемногу придут в себя. Я тебе очень благодарна за маму, очень! Но оставить их сейчас и переехать к тебе я не могу.

– Марина! – жестко ответил он. – Я не привык менять свои планы и зависеть от чужих обстоятельств! Ты меня поняла?

– Поняла! – перебила его я. – А мои «обстоятельства», как ты их называешь, для тебя чужие? Мои мама и дочь?

Он молчал, не поднимая на меня глаз.