Его звезда

Кто-то заходит в кабинет, тихо прикрыв за собою дверь. Убираю руки от лица, чтобы увидеть кто нарушил мое одиночество. За две недели у меня для себя не было и минуты, и слава Аллаху, что в свое время создал нерушимый костяк сотрудников у себя на фирме, на которых мог положиться в нужный момент, потому что со дня смерти Булата меньше всего думал о работе.



— Вы что-то хотели, дядя Салих? — смотрю на приближающегося дядю, брата матери и покойной тети Фатимы. Дядя никогда не лез с советами, помогал, если напрямую обращались за помощью. Отец, дядя Шахид его уважали, им нравился его подход: не лезть в чужую семью, даже если это семья сестер. Он из немногих родственников, кто никогда меня не дергал по пустякам, не требовал никаких исполнений обязательств, не высказывал свое мнение, если его у него не спрашивали. Я его любил, мне всегда нравилось быть у него в гостях, играть с братьями и сестрами.

— От тебя всегда кто-то чего-то хочет? — он добродушно ухмыляется, садится напротив стола. Я уставши улыбаюсь в ответ. — Ты устал, мой мальчик!

— Есть немного, вы сами понимаете, что время для нашей семьи выдалось нелегкое. Вы просто зашли или поговорить?

— Поговорить. Я тут все время думаю со дня похорон Фатимы и Булата по поводу девочек.

— А что с ними? Вроде все хорошо, ни на что не жаловались. Я поговорил с Иман, сказал ей, что беспокоиться о будущем не стоит. Все обязательства за их судьбу я беру на себя, как брат. Девочки должны получить образование, выйти замуж за достойных молодых людей с хорошим приданым.

— Ты все правильно говоришь, Эмин. Я никогда не влезал в семью Фатимы и Шахида, молчал по поводу того, как они воспитывали Булата. Скажу откровенно, все прекрасно видели в кого он вырос, как бы тщательно не прикрывался, а его поведение после смерти Шахида очень многое нам показало.

— Булат должен был доучиться.

— Эмин, мальчик мой, вот смотрю на тебя и думаю, сколько ты еще будешь оправдывать брата, поверь, он недостоин этого.

Рассматриваю свои руки, лежащие на поверхности стола, поднимаю на дядю глаза. Он смотрит прямо, не отводит их в сторону.

— Камила не права. И я ей об этом откровенно сказал, как и другие родственники.

— Она считает меня виноватым в их смерти.

— Ей хочется кого-то обвинить, закрыв глаза на то, что Булат сам до этого всех довел. Ты не виноват ни перед кем. Поэтому я предлагаю забрать девочек к себе.

— Спасибо, но я откажусь. Хочу побыть эгоистом, они переключат внимание мамы с меня на себя, глядишь через какое-то время она со мною заговорит.

— Я верю в тебя, мой мальчик. Твой отец бы гордился тобою, ты никогда не опозоришь фамилию Умаевых!

Молчу, натянуто улыбаюсь, провожаю грустным взглядом дядю до двери. Как только он уходит, беру телефон. Сейчас я позволяю себе слабость, звоню Стелле. Две недели я не думал о личном, не думал о себе, я постоянно решал какие-то проблемы, с кем-то договаривался, выслушивал своих родственников, организовывал похороны, поминки, потом уже занимался наследственными делами.

— Алло! — от ее жизнерадостного голоса губы трогает еле заметная улыбка.

— Привет, — слышу на заднем фоне заразительный женский смех вперемешку с мужским. Скриплю зубами, почувствовав, как жгучее чувство под названием "ревность" полоснуло по сердцу. — Я не отвлекаю?

— Нет, — даже находясь друг от друга за тысячу километров, я чувствую ее улыбку. Прикусываю губу, прикрыв глаза, чтобы воспроизвести ее образ в своем воображении. Молчим. Мне вполне достаточно слушать ее дыхание, достаточно для ускорения сердцебиения. Эта малость дает больше сил, чем полноценный отдых, крепкий сон, вкусная еда.

Шум отдаляется, понимаю, что Стелла отошла от источника, теперь видимо находилась где-то одна.

— Все хорошо? — в ее голосе звучит забота и переживание, беспокойство конкретно за меня. Это было приятно осознавать.

— Теперь должно быть хорошо. Во всяком случае я на это надеюсь.

— Расскажешь, что произошло? — осторожно спрашивает, я не тороплюсь с ответом. — Я знаю про Булата. Мне Захар Генрихович сказал. Прими соболезнования.

— Спасибо. Что есть, то есть. Он получил по заслугам за свои грехи.

— Эмин…

— Не надо, Стелла, я уже столько всего выслушал по поводу того, какого чудесного мальчика мы потеряли, что аж скулы сводило, сдерживая себя в желании рассказать родне, какой Булат на самом деле «чудесный»! Ладно, не важно. Я думаю на следующей неделе все вернется на круги своя. У тебя ничего не было важного?

— Нет, Эмин, все у нас стабильно.

— Стабильность — это хорошо. Веселись. Надеюсь, Гена где-то рядом.

— Рядом, куда ж без него, — и задерживаю дыхание, потому что опять чувствую в голосе ее улыбку. — Пока… — и не спешит отключаться.

— Клади трубку.

— Нет, ты первый.

— Стелла…

— Эмин… Я все равно первая не буду сбрасывать звонок.

— Какая же ты бываешь упрямая.