Эгоист

— Ах, мистер Дейл! — воскликнул доктор Мидлтон. — Я поражен образностью, с какой вы обрисовали свое положение. Вы дали картину, которая удивительно удачно рисует нынешнее состояние умов. И если бы я все еще читал проповеди, я непременно воспользовался бы вашей метафорой. Что до меня, я никогда не ломлюсь в закрытые двери. Свое душевное равновесие и даже телесное здоровье я приписываю тому, что умею принимать закрытые двери как должное, без лишних расспросов. Я читаю, что мне положено читать, при свете, какой мне для этого предоставлен. Нынешнее общество меж тем стучится изо всех сил в запертые двери, стремясь постичь скрытую за ними тайну. Больное и растерянное, оно не может достучаться. Почему же, сударь, общество не желает вникнуть в разницу между участью нищего и почтальона? Оба стучатся в дверь, но перед одним она растворяется, тогда как перед другим остается закрытой. Кто стучится в дом с приношением, может рассчитывать, что дверь перед ним распахнется, а кто несет туда только собственную нужду, так и не достучится. Идите к запертой двери с письмом в руке, говорю я вам, и она отверзется, и вам будет обеспечен радушный прием. Но не ждите, чтобы вам оттуда вынесли письмо. А посему…

Смахнув со лба испарину, мистер Дейл умоляюще протянул к собеседнику руку.

— Я больной человек, доктор Мидлтон, — сказал он. — И не в силах следить за аллегориями. Все, на что я способен, — это медленное переваривание фактов.

— Что касается фактов, сэр, то они усваиваются человеческим организмом весьма медленно. Так, например, до сих пор не удалось установить, что представляет собою природа — факт ли или наше усилие его осознать? Как видите, человечество еще не переварило самого первого факта, с каким ему пришлось столкнуться. Мы все еще не можем полностью принять факт собственного существования.

Прижимая руки к вискам, мистер Дейл простонал:

— Голова кружится! Должно быть, мне не следовало выходить из дому. Я поддался порыву, и мне хочется думать, что порыв мой не делает мне бесчестья. Но я не в силах… Не взыщите, доктор Мидлтон, но я не в состоянии следить за вашей мыслью.

— Что вы, сударь, позвольте вас заверить — и это на основании опыта общения с моими соотечественниками, — вы проявляете небывалое великодушие, ибо, не будучи в состоянии уловить мою мысль, не набрасываетесь на меня с бранью… — ответил преподобный доктор, не желая выпустить из своих объятий человека, благодаря которому он получил возможность вознаградить себя за бессловесную роль, которую из галантности вынужден был взять на себя до его появления. При этом он отлично сознавал, что его полнокровное красноречие должно действовать на слабые нервы с беспощадностью восточного ветра и что сам он, когда его на целый день отрывают от его возлюбленных книг, подобен паровому молоту, словно нарочно изобретенному для наказания человечества.

— Вы ищете разъяснений, мистер Дейл? Быть может, мы в состоянии вам помочь? — спросила мисс Эленор.

— Боюсь, что нет, — ответил тот слабым голосом. — Я, пожалуй, дождусь все же сэра Уилоби… или мистера Уитфорда. Если только у меня хватит сил. Или, быть может, мне позволят обменяться несколькими словами с молодой особой, которая является… которая была?..

— Вы, вероятно, имеете в виду мою дочь, сэр? Она будет в вашем распоряжении. Я ее к вам приведу.

Доктор Мидлтон подошел к стеклянной двери, открывавшейся в сад.

— Это верно, что она, должно быть, лучше меня осведомлена о состоянии души мисс Дейл, — продолжал он оттуда. — Зато я, смею надеяться, быть может, больше в курсе умонастроения интересующего нас джентльмена. Мистер Дейл, позвольте вам доложить, что я взял бы на себя роль адвоката, горячо отстаивающего интересы упомянутого джентльмена.

Мистер Дейл был в полном смятении. Он сник, подобно молодому, еще не окрепшему деревцу, подхваченному ураганным ветром.

— Адвоката? — переспросил он. На большее у него не хватило дыхания.

— Да, да, пламенного его адвоката. Ибо я самого высокого о нем мнения. Видите ли, сударь, я знаком с обстоятельствами дела. Я полагаю, — доктор Мидлтон сделал полоборота к дамам, — я полагаю, что пока ваши убедительные доводы, мистер Дейл, вместе с теми аргументами, которые приведу я, не опрокинут девичьей щепетильности вашей дочери, все эти обстоятельства не подлежат преждевременной огласке. Наш Стрефон^{71} страдает некоторой застенчивостью. Но если из уважения к заинтересованным сторонам и не следует до поры до времени оглашать их имена, это не значит, что мы не вправе высказываться в пределах домашнего круга. Вышеупомянутому джентльмену угодно утверждать, будто он не испытывает склонности связать себя узами Гименея. Я полагаю, что все мы знаем цену этому временному замораживанию чувств. Откровенно сказать, мистер Дейл, я и сам помню свое состояние после того, как некая особа ответила мне отказом. Я ничуть не досадовал, нет, я просто заявил, что брак меня не привлекает.

— Так, значит, сэр, моя дочь ему в самом деле отказала?

— О, временно только, разумеется, временно!