По существу, на протяжении романа характер сэра Уилоби не меняется. Мередит не стремился здесь показать становление личности героя, как в «Карьере Бичема». Его задача заключалась в анализе эгоизма как социального явления и социальной опасности. Дело в том, что Уилоби рассматривает свои привилегии собственника и дворянина как неотъемлемое право, извечную данность и основу мироустройства. Раболепие окружающих, курящих ему фимиам, обладание всеми благами жизни — начиная от женской любви и кончая редкими, дорогими винами в фамильном погребе — воспринимаются им как естественное состояние вещей. Поэтому он не может понять, почему его преследуют неудачи, и винит в черной неблагодарности всех окружающих. В своем искреннем заблуждении он превращается в трагикомическую фигуру, так как его губит и делает посмешищем не отсутствие ума (он начитан, оборудовал у себя в доме химическую лабораторию, «играет в науку»), но убежденность в собственной непогрешимости. Согласно воззрениям Мередита, эгоизм — это гипертрофированное стремление к самосохранению, которое видоизменилось и рафинировалось ныне вследствие развития цивилизации. Этот «атавизм» присущ всему господствующему классу собственников в целом — аристократам и буржуа, — ибо они стремятся консервировать существующий порядок вещей. Обобщающий же смысл образа Уилоби подчеркивается еще и тем, что фамилия его — Паттерн — по-английски означает «образец», «пример». «Бесенята» терпеливо ждут, когда станет явным «возврат Эгоиста к исконному пращуру». Но этот «возврат» сотрясает фундамент Паттерн-холла. Эволюционные силы, дремавшие в сэре Уилоби, требуют свободного гармонического развития и, встретив препятствие, преодолевают его, отдав Эгоиста на суд Гения Комедии. Именно такой смысл приобретает эпитафия, которой завершается «Прелюдия»: «И, возлюбив себя, себя же он убил».
От главы к главе портрет Великого Себялюбца дополняется новыми деталями, и одновременно на глазах читателей бледнеет и исчезает его облик совершенного джентльмена. Так, льстивое замечание миссис Маунтстюарт-Дженкинсон о том, что у сэра Уилоби «есть нога» (она уподобляет Уилоби благородным кавалерам эпохи Реставрации, носившим короткие панталоны и чулки, открывая напоказ красивые, «породистые» ноги), воспринимается как сарказм, потому что обрастает в главе II ученым комментарием.
«Пора любви — разгул эгоизма!» — восклицает Мередит. Весь роман посвящен истории неудачного сватовства Уилоби. Три женщины, одна за другой, встречаются на его пути. Эгоист выступает в роли новоявленного Париса, с той, однако, комической разницей, что все три женщины не ждут от него ответного чувства, а, напротив, бегут от него, как от чумы. Эта знаменитая ситуация с парадоксальным ее разрешением является одним из многочисленных примеров сатирической иронии Мередита. Подобно своим младшим современникам, Уайльду и Шоу, Мередит обладал отточенным умением «остранять обыденное». Его «общие места навыворот» (так К. Чуковский назвал парадоксы Уайльда) едко пародировали нормы викторианской морали.
Многоликий эгоизм изучается в романе в его разных проявлениях. Помимо сэра Уилоби, многие из тех, кто его окружает, грешат себялюбием, привлекая внимание Гения Комедии. Мередит не ограничивается одним главным портретом Эгоиста, но создает к нему ряд параллельных этюдов. Таковы, например, самодовольный и ограниченный педант доктор Мидлтон, готовый ради старого портвейна из погреба Уилоби принести в жертву дочь, самовлюбленный полковник де Крей, болезненный и мнительный отец Летиции. Эти характеры оттеняют, помогают яснее понять характер главного героя.
Не выходя за рамки изящной комедии, Мередит назначает сэру Уилоби сравнительно легкое наказание — унижение в глазах общества и особенно той своей избранницы, которая, уже диктуя свои условия, соглашается в конце концов стать его женой. Однако не эта развязка наиболее важна в романе, а победа Клары Мидлтон, под влиянием которой Летиция достигает духовного прозрения. Самостоятельность и смелость Клары, ее независимость в суждениях сближают ее с Джейн Эйр в одноименном романе Ш. Бронте, хорошо знакомом советскому читателю. Несомненно, что в намерения Мередита входило противопоставить Клару классическому типу ричардсоновской героини — кроткому и чувствительному существу, кочевавшему из романа в роман со второй половины XVIII века до времен Мередита. Глава XI, где излагаются сентиментальные рассуждения Уилоби о «женской природе», пародирует викторианские понятия о нравственности и викторианские идиллические романы.