Эгоист

— Только с вами, только с вами! Неужели вы думаете, что я стану обнажать душу перед светом? Ну вот, я позондировал почву у мисс Дейл, и, насколько я понимаю, с ее стороны можно не опасаться сопротивления. Как же все-таки обстоит дело с Верноном?

— Уилоби, я вам все расскажу, когда вернусь с прогулки, — в двенадцать часов.

— В двенадцать?!

— Ах, я и сама понимаю, каким ребячеством это должно вам казаться — назначать час для нашей беседы. Но я вам все объясню. Да, да, я, верно, не совсем еще взрослый человек. Мне посоветовали отложить разговор с вами на определенный срок. Впрочем, я могу уже сейчас сказать вам, что даже расторжение нашей помолвки не побудило бы мистера Уитфорда здесь остаться.

— Вернон выразился именно так?

— Нет, слова мои.

— Расторжение помолвки! Друг мой, пойдемте в лабораторию!

— Ах, но ведь времени мало.

— Скорее время остановится, нежели мы прервем наш разговор. Расторжение! Но ведь это же кощунство так говорить!

— Я и сама понимаю. Но рано или поздно сказать это необходимо.

— Необходимо? Рано или поздно? Но почему? Я не могу представить себе обстоятельств, при которых могла бы возникнуть такая необходимость. Вы меня знаете, Клара, знаете мое отношение к таким вещам: слово, данное друг другу двумя любящими сердцами, для меня святыня. Я чту его наравне с брачной клятвой, даже выше! Не знаю, право, как вам это объяснить, — попробуйте понять меня сердцем! Мы равнодушно читаем в газетах о том, что такой-то и такая-то разводятся; к тому времени, как дело доходит до развода, от романтики любви обычно ничего уже не остается.

Клара в своем нынешнем настроении холодной иронии была уже готова спросить в ответ на его неосторожный вызов, не считает ли он и романтику любви святыней.

Но следующая его реплика разбудила в ее груди менее воинственные эмоции.

— Несчастные! — сказал он. — Оставим их в покое. Супруги, переставшие любить друг друга, недостойны того, чтобы о них говорили! Но как могли вы — хотя бы на короткий миг! — представить себе расторгнутым наш договор? Ах!

То же самое междометие вырвалось из ее груди скорбным лебединым стоном.

— Ах! — выдохнула она. — Пусть же, пусть это будет сейчас! Только не перебивайте меня, дайте мне высказаться до конца. Иначе я могу сбиться и уже не скажу того, что нужно. Да и повторить подобную сцену мне будет не по силам. Я полна раскаяния за все то зло, что вам причинила. Мне самой за вас больно, и я знаю, как я перед вами виновата. Отпустите меня, Уилоби! И не произносите больше слова — «ревность»; мне это чувство незнакомо… О, как счастлива была бы я назвать вас своим другом, увидеть вас с той, что достойнее меня, и надеяться, что и она со временем научится смотреть на меня, как на друга! Да, я дала вам слово… в полном неведении собственного сердца. Вините в этом невежество слабодушной и глупой девчонки. Я все обдумала и вижу теперь, что хоть я поступила дурно и хоть вина моя велика, а все же ничего злонамеренного в моих поступках нет. Вы не виноваты ни в чем, и, следовательно, вам совсем не придется страдать от укоров совести. Но вы будете великодушны, я знаю. Я понимаю сама, как это недостойно — взывать к вашему великодушию и просить вас возвратить мне мое слово.

— И об этом-то вы… — Сэр Уилоби пытался казаться невозмутимым. — Итак, это и было темой вашего разговора с Верноном?

— Да, я говорила с ним. Сперва я исполнила ваше поручение, а потом мы с ним говорили…

— Обо мне?

— Нет, обо мне. Я понимаю, как это должно быть вам неприятно, но иначе было нельзя, — да, мы говорили и о вас тоже, поскольку разговор касался моих отношений с вами. Я высказала уверенность в том, что вы освободите меня от моего обязательства. Разумеется, сказала я ему, если бы это потребовалось, я бы сдержала свое слово, но я убеждена, что вы не будете настаивать. Я не представляю себе джентльмена, который в подобных обстоятельствах продолжал бы настаивать на своих правах. Ведь он знал бы, что я выполняю свою часть обязательств без любви, единственно из чувства долга. Ах, Уилоби, я совершенное ничтожество! Год назад я должна была понять то, что поняла только теперь: без любви нельзя.

— Без любви?! — Тон сэра Уилоби достаточно выразительно говорил за себя.

— И вот я обнаружила, что любви-то у меня и нет. Должно быть, я вообще не способна любить. Ничего из того, что рассказывают, описывая это чувство, я не испытывала. Я совершила ошибку. Это легко сказать, но — как больно! Поймите меня правильно, я молю о свободе, о том, чтобы не быть больше связанной словом. Освободите меня и, если можете, простите или хоть обещайте, что простите меня со временем. Скажите мне одно доброе слово, и я пойму, что только оттого не могла отдать вам всю любовь, которую вы вправе ожидать от жены, что стою неизмеримо ниже вас. Отпустите меня! Не я, а вы расторгаете наши узы, обнаружив, что у меня нет сердца. Мне все равно, что подумают люди. Я хотела бы доставить вам как можно меньше неприятностей.

Она остановилась: ей показалось, что он собирается что-то сказать.