Эгоист

Но Фрида молчала, она даже не пыталась разомкнуть свои судорожно сжатые губы. Тоже мертвенно-бледная, она смотрела с тем же выражением мрачного упорства, которое искажало черты Франца Зандова.

— Оставь меня, дядя Густав! — наконец процедила сквозь зубы она. — Я не могу теперь просить и не стала бы делать этого, даже если бы на карту была поставлена моя жизнь. Я только намерена сказать отцу, что неповинна в том «обмане», в котором он меня упрекает.

Хрупкая фигура юной девушки выпрямилась, темные глаза вспыхнули, а вслед за тем, не в силах вынести нанесенные оскорбления, она дала волю своим чувствам.

Подойдя к отцу, Фрида резко и страстно воскликнула:

— Тебе незачем было так жестоко отталкивать меня. Ведь я сама ушла бы в тот момент, когда мне стало бы ясно, что то единственное, что я здесь искала, — отцовское сердце — останется для меня закрытым. Я никогда не ведала родительской любви. Мать была мне чужой, об отце я знала только, что он живет далеко, за океаном и отверг меня из ненависти к моей матери. Я прибыла сюда с неохотой: ведь я тебя не знала и не испытывала к тебе ничего, кроме страха. Но дядя убедил меня. Он постоянно твердил, что ты одинок и озлоблен на весь мир, что ты глубоко несчастен, несмотря на все свое богатство, что ты нуждаешься в любви и только я одна могу дать тебе ее. Последним доводом он заставил меня, несмотря на сопротивление, отправиться сюда за ним. Этим он укрощал меня каждый раз, когда я хотела вернуться в Германию. Но теперь он, вероятно, не станет удерживать меня, а если бы и попытался, то я все-таки вырвалась бы отсюда. Владей своими богатствами, отец, которые, по твоему мнению, только и влекли меня. Они не принесли тебе блага — это я давно поняла и убеждаюсь вновь из твоих слов. Если бы ты был беден и покинут, я попыталась бы все-таки полюбить тебя, теперь же я не смогу. Я уйду из этого дома сейчас же.

В гневной вспышке юной девушки чувствовались одновременно отчаяние и упрямство — именно в этом проявилось сходство дочери с отцом. Ее дерзкие откровенные слова оказали неизмеримо более сильное действие, чем это могли бы сделать просьбы. Если бы она вспылила случайно, то никто не обратил бы внимания. Сейчас же, в момент крайнего возбуждения, противоречивые качества ее характера проявились с такой силой, что разрушилось всякое сомнение в родстве шестнадцатилетней девушки и этого сурового седовласого мужчины.

Франц Зандов невольно должен был заметить их семейное сходство. Ведь это его глаза горели перед ним, ведь это его голос звучал в его ушах, ведь это его собственное упрямство было теперь направлено против него. Все его черты до единой повторились в дочери. Голос крови и сходство характеров заявили о себе так громко и неопровержимо, что в нем стало постепенно исчезать мрачное чувство уязвленного собственного достоинства, владевшее им так долго.

Фрида обратилась к дяде:

— Через час я буду готова в дорогу. Прости, дядя Густав, что так плохо следую твоим указаниям и делаю бесплодным твое самопожертвование, но я не могу поступить иначе, не могу!

Она порывисто прижалась лбом к груди Густава, но это длилось лишь одно мгновение, затем она вырвалась из его объятий, проскользнула мимо отца и, словно за ней гнались, помчалась через парк к дому.

Франц Зандов, увидев свою дочь в объятиях брата, сделал было движение, словно хотел вырвать ее из них, но его рука бессильно опустилась, и он сам как подрезанный опустился на стул и закрыл лицо руками.

Густав же не сделал никакой попытки удержать племянницу. Скрестив на груди руки, он спокойно наблюдал за братом и, наконец, спросил:

— Ну, теперь ты веришь?

Франц Зандов выпрямился, он хотел ответить, но ему трудно было говорить.

— Я думал, что эта встреча должна была бы убедить тебя, — продолжал Густав. — Ведь сходство прямо-таки поразительное. Ты видел себя в своем ребенке, как в зеркале. Франц, если ты не веришь и этому свидетельству, тогда, конечно, все погибло.

Франц Зандов провел рукой по лбу, покрывшемуся холодным потом, а затем поглядел на дом, где исчезла Фрида.

— Позови ее назад! — тихо попросил он.

— Бесполезно, она все равно не послушается меня. Да разве ты сам вернулся бы, если бы тебя так оттолкнули? Фрида — дочь своего отца, она не приблизится к тебе, только ты сам сможешь привести ее обратно.

Опять наступило продолжительное молчание, затем Франц Зандов, хотя и медленно, с трудом, поднялся. Густав, положив руку на его плечо, произнес: