В тот вечер, отвезя Бека к Алексе, я лежал в своей постели в гостиничном номере, проигрывая в уме наш разговор с Беком снова и снова. Главное, чтобы я соответствовал всему, что сегодня сказал своему сыну. Дети учатся на примере родителей, но скорее по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят. Мне надо показать мальчику, что я переехал сюда надолго и наши отношения неизменны. Особенно потому, что я не мог контролировать поступки и слова ни Леви, ни Алексы.
Я пытался заснуть, но одна мысль засела в глубине моего сознания и не давала мне покоя. Мысль, вернее одна фраза, которую я сказал Беку. Хотя я и полагал, что говорю ему только правду, все же, если не кривить душой, приходилось признать, что я не живу полностью в соответствии с провозглашенными принципами. И хотя к моему сыну это не имеет никакого отношения, но все же…
На следующее утро тревожащая меня всю ночь мысль проросла. Корень ее незримо присутствовал в моей душе весь последний месяц, но после беседы с Беком он пустил ростки, разросшиеся подобно виноградной лозе. Цепкие ветви проникли в голову и обвили мое сердце так крепко, что я с трудом мог дышать.
Я еле заставил себя вылезти из постели, чтобы успеть в аэропорт на свой рейс. Уже сидя на заднем сиденье такси и уточнив время вылета, я начал психовать и дергаться. Я прекрасно знал свою привычку зацикливаться на всяком дерьме, но мне просто надо было знать. В конце концов я сдался и послал Роману сообщение. На часах было пять утра.
Дрю: Она с кем-нибудь встречается?
Как всегда, он ответил через пару минут. Это был единственный человек из всех, кого я знал, которому требовалось еще меньше времени для сна, чем мне.
Роман: А я думал, что не должен тебе об этом докладывать.
Дрю: Просто скажи.
Роман: А ты уверен, что сумеешь с этим справиться?
Дрю: Говори.
Роман: Сосед оказывает ей знаки внимания. Послал на днях цветы – огромный букет желтых роз. Пригласил ее пообедать в какой-то пафосный ресторан с запредельными ценами и крошечными порциями.
Дрю: Что-нибудь еще?
Роман: Установил за ним слежку. Прошлым вечером он пригласил какую-то женщину поужинать. Женщина высокая, с красивыми ногами. Посреди ужина они, похоже, начали ссориться. Она закатила ему истерику, вскочила, швырнула салфетку на стол и выбежала из ресторана. Думаю, он ее бросил.
Значит, тревожное ощущение на душе было неспроста. Я потеряю ее навсегда, если так и буду прятать от себя самого свои чувства. Подъезжая к аэропорту, я набрал последнее сообщение моему другу и вышел из такси.
Дрю: Спасибо, Роман.
Ответ пришел мгновенно.
Роман: Иди и добивайся ее. Не то будет поздно.
Я почти так же нервничал, как вчера, когда сообщал неприятные новости Беку. Но в этом случае я был настроен по-другому. Я был преисполнен решимости. Чего бы мне это ни стоило, я собирался убедить Эмери простить меня и дать мне еще один шанс. Я облажался – можно сколько угодно сваливать это на печальный опыт моей прошлой жизни, но это не меняло дела. Я был виноват и собирался это исправить.
На двух из трех лифтов в доме, где жила Эмери, висела табличка, указывающая, что они оба были неисправны. Я ждал третьего, от нетерпения притопывая ногой и наблюдая, как мелькают цифры с номерами этажей над дверью. Лифт задержался на девятом этаже на полминуты, потом на столько же на восьмом. Я не могу так долго ждать. Я и так потерял слишком много времени. Оглядевшись вокруг, я заметил вход на лестницу и сорвался с места, переходя на бег. Сердце бешено колотилось, когда я, перепрыгивая через две ступеньки, прибежал на третий этаж.
Я стоял перед дверью Эмери, и тут наконец до меня дошло, что я понятия не имею, что ей сказать. Провести два часа на борту самолета и так и не придумать, как начать разговор. Слава богу, я прекрасно умею импровизировать и выкручиваться из любой ситуации, когда речь заходит о выступлениях в прениях сторон.
Я сделал глубокий вдох для храбрости и постучал в дверь.
Когда дверь открылась, я понял, что к такому повороту событий точно был не готов.