Эгоист

– Как-то, когда я велел Беку убрать игрушки, он просто рассовал всякую ерунду по ящикам. В прошлом году я обнаружил карандаши в ящике, где должны были лежать ложки. Он, оказывается, вытащил ложки и бросил их в мусорную корзину. Когда я задал ему вопрос, почему он так сделал, он пожал плечами и ответил, что ложки нам не так уж нужны, ведь можно есть руками, а вот карандаши нам ничто не заменит, ведь только ими можно делать цветные рисунки на бумаге.

Я улыбнулась.

– Что ж, он по-своему прав.

Дрю протянул руку к ящику и вытащил телефон.

– Помнишь, когда мы только что познакомились, я просматривал фотографии в твоем телефоне?

– Конечно. Ты сказал мне, что лучший способ узнать кого-то, это посмотреть его фотки в телефоне, когда он меньше всего этого ожидает. А потом, после того как я дала тебе посмотреть мои фотки в телефоне, выяснилось, что в твоих фотоальбомах было пусто. – Я вздохнула, изображая разочарование. – Вот такой ты гнусный обманщик.

Дрю открыл телефон-раскладушку, нажал на какие-то кнопки и передал мне.

– Пойду приму душ и переоденусь перед ужином. Это телефон Бека. С него нельзя звонить, но сын любит делать с его помощью фотографии. Каждый раз, когда я задумываюсь, правильно ли поступаю, продолжая присутствовать в его жизни, не создаю ли я путаницу в его голове и что, может, мне лучше уступить место его биологическому отцу, я начинаю просматривать эти снимки. Посмотри сама.

Дрю отправился в спальню, а я налила себе вина и уселась за стол в столовой, чтобы посмотреть фотографии.

На первом снимке был Дрю, он брился, стоя в ванной, на нем не были ничего, кроме обернутого вокруг талии полотенца. Левая сторона лица была в пене, и он держал бритву у подбородка, уже выбрив одну полосу. Другая щека уже была чисто выбрита. Сбоку, в отражении в зеркале, можно было видеть Бека с телефоном в одной руке. Одна половина его лица также была в пене, по которой он провел лопаточкой, «сбривая» такую же полоску, как и у отца.

На следующем снимке Бек стоял по колено в речном потоке. Видимо, снимок делали где-то на севере штата, примерно год назад, судя по тому, насколько взрослее выглядело сейчас лицо мальчика. На нем были высокие резиновые сапоги, и он широко улыбался в объектив, держа в руке мелкую рыбешку, которую, наверное, только что вытащил из речки.

Я продолжала пролистывать фотографии – Бек и его папа на катке, они же в вагоне метро; на одной Дрю с увлечением читает книжку «Гарольд и фиолетовый мелок», лежа на кровати Бека; вот они катаются на велосипедах вместе с Романом в Центральном парке; одну фотку пришлось перевернуть боком, чтобы понять, что там изображено: это Бек снимал себя с отцом, сидя у него на плечах. Он перегнулся через плечо Дрю, чтобы снять его и свое лицо.

Снимок за снимком фотографии рассказывали об их жизни вместе и показывали, что Дрю действительно был отцом для Бека, независимо от того, что говорили результаты ДНК-теста.

Последняя фотография поразила меня до глубины души. Я и не подозревала, что у Бека в тот момент был телефон, и еще меньше, что он умудрился сделать снимок. Это было в тот самый день, когда мы отправились на каток – еще до того, как я упала и повредила лодыжку. Бек, видимо, стоял у края катка, а мы с Дрю – на противоположной стороне, и я пыталась учиться кататься на льду. Мои ноги были широко расставлены – похоже, я в тот день только этим и занималась, – а по нелепой позе было видно, что я вот-вот упаду. Я при этом хохотала, а Дрю поддерживал меня за талию, пытаясь выпрямить мою спину, и смотрел на меня, тоже заливаясь смехом. Мы выглядели такими счастливыми – почти как… люди, начинающие влюбляться друг в друга.

Сердце сжалось у меня в груди. Дрю был прав. Лучший способ узнать что-то о человеке, – это заглянуть в его фотографии. Он смотрел на эти снимки, видел любовь отца и сына, и это напоминало ему, почему надо сражаться за Бека. А я видела доброго человека, готового бороться за то, что он любит, и защищать это до конца. Я провела пальцем по экрану, глядя на фотографию, где я падаю, и поняла, что в тот день пала жертвой не только собственной неуклюжести.

Мне пришлось моргнуть, чтобы сдержать наворачивающиеся слезы и переполняющие меня эмоции, и решила встать и порезать лазанью, чтобы отвлечься.

Погруженная в собственные мысли, я, не думая, схватилась за край горячей сковородки, чтобы развернуть ее.

Проклятье.

Я затрясла рукой, бросилась к раковине и пустила струю холодной воды на обожженную руку. Похоже, я побила собственные рекорды невезения с этой злосчастной плитой.

Разумеется, в этот самый момент появился Дрю:

– Что случилось?

– Дотронулась до горячей сковороды. Ничего страшного, просто чуть-чуть щиплет.

Дрю вытащил мою руку из потока холодной воды, внимательно осмотрел и отпустил.

– Я обработаю ожог. Иди присядь. Не хочу опять оказаться в травмпункте, уже в третий раз за этот год.