Бармен принес мой напиток, и раз уж я все еще был в состоянии помнить ту часть своей жизни, которую не имел желания вспоминать, то быстро высосал половину бокала.
Затем повернулся посмотреть на Романа, ладно, на двух Романов.
— Ты никогда не говоришь «Я же тебе говорил».
Он покачал головой.
— Не-а. Не скажу, если ты не последуешь моему совету и не разберешься с Эмери. Не люблю тыкать в лица людей их плохим выбором.
— Иногда выбор обусловлен обстоятельствами.
Роман хмыкнул.
— Это бред и тебе это известно, — он сделал паузу. — Помнишь Нэнси Ирвин?
Мне потребовалась минута, чтобы пробраться к глубинам сознания сквозь замаринованный алкоголем мозг.
— Девочка с ветрянкой?
Он указал на меня пивом.
— Именно.
— И что с ней?
— Помнишь о пакте, который мы заключили? Никогда не ухаживать за одной и той же девушкой?
— Ага.
— После того как переедешь в Атланту и оставишь Эмери с разбитым сердцем, потому что ты слишком туп, чтобы придумать способ, чтобы это сработало, я буду там, поддержу ее… среди прочего. Расплата та еще сука.
— Пошёл ты.
— Какая тебе разница? Она просто киска для твоего развлечения. Не стоит твоих хлопот.
Как будто по сигналу, мой телефон засветился именем Эмери, сообщая о принятом сообщении. Я схватил его и свой напиток из бара и встал.
Покачиваясь, наклонился к другу.
— Пошел ты.
Затем я поковылял в поисках отельного лифта.
Глава 41
Дрю
Если бы я только мог вскрыть себе череп и выпустить парочку маленьких барабанщиков из ловушки, тогда у меня был бы шанс встать с дивана.
Просто чудо, что я вообще попал в самолет. Этого бы никогда не случилось, если бы не Роман, который вытащил мою похмельную задницу из гостиничного номера в шесть часов утра.
Сейчас был обед. Я дома уже час; наконец отрастив яйца, ответил Эмери.
Я написал сообщение.
Ага. Яйца. Как же.
И я солгал.
Это было не впервые. И точно не в последний раз.
Дрю: Прости за прошлый вечер. Был болен как пёс. Отравление. Полагаю, плохие суши.
Сразу же запрыгали маленькие точечки.
Эмери: Просто рада, что ты в порядке. Я волновалась. Что произошло в суде?
Принятие правды означало бы, что надо переходить к действиям, а я был еще не готов.
Дрю: Судья отложил вынесение решения до следующей недели.
Эмери: Вздыхаю. Ладно. Что ж, наверное, это хорошо. Он на самом деле внимателен.
Я мог быть хреном, когда она пыталась оставаться позитивной.
Дрю: Возможно.
Эмери: Когда ты возвращаешься?
И вот когда я начал ощущать себя полнейшим дерьмом. Одно дело было не рассказывать ей о решении. В своей голове я мог бы оправдаться тем, что не хотел причинять ей боль, но сидеть наверху и лгать, когда она, вероятно, внизу отвечала на мой телефон… это было просто трусостью.
Осознание этого не сделало меня меньшим засранцем.
Дрю: Вероятно, вылечу последним рейсом сегодня. Вернусь поздно.
Эмери: Не могу дождаться, когда тебя увижу.
Я, наконец, сказал что-то, что не было ложью.
Дрю: Ага. Я тоже.
***
В лобби было большое зеркало, в котором отражался коридор, ведущий к кабинетам. Я остановился, когда в отражении увидел Эмери, такую охренительно красивую. Милую и сладкую, в полном порядке. Мои ладони начали потеть, пока я стоял и смотрел на нее. Дверь была приоткрыта, она писала что-то на доске, вероятно, нечто позитивное о том, как заставить отношения работать. Это заставит меня чувствовать себя еще большим подлецом, если прочитаю эту фразу.
Я провел последние двадцать четыре часа, думая о том, как это должно произойти, что причинит ей наименьшую боль. В том чтобы рассказать ей о решении суда, не было смысла. Она верила, что отношения могут выдержать все, если два человека над ними работают. Я не сомневался, что она захочет попытаться остаться вместе, пока мы будем разделены почти девятьюстами милями. Поначалу это даже может сработать. Но в конце концов начнет вылезать дерьмо. Мы, вероятно, даже не поймем, насколько все стало хреново, пока это не ударит нас по лицу. Эмери только начала устраивать свою жизнь в Нью-Йорке, и позволить ей жить этой жизнью будет правильным.
Единственное, что я мог сделать — быстро с этим покончить. Не вытягивать дерьмо и не растягивать процесс, потому что это будет лишь тратой ее времени. Она потратила три года своей жизни, цепляясь за придурка Болдуина, я же не собирался вести ее в таком направлении. Быстрое и полнейшее отделение — как сорвать пластырь. От этого больно, просто пиздец, но когда вы впустите свежий воздух, то перейдете от укрывания раны к заживлению.
Она закрыла маркер и сделала шаг назад, читая то, что написала. Медленная улыбка расползлась на ее лице, и головная боль, от которой я избавился, вернулась с удвоенной силой.
Я сделал глубокий вдох и направился к себе в кабинет.
Эмери вышла из своего как раз тогда, когда я уже почти прошел мимо.
— Привет, соня, — она обняла меня за шею. — Очень жаль, что ты не повалялся дольше. Я уже собиралась подняться и разбудить тебя. — Поцеловала меня в губы и добавила: — Голой.
— Эмери… — я прочистил горло, потому что мой голос был жалким и хриплым. — Нам нужно…