Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

…Через двадцать лет, в «хрущевском» 1958 году, это значение как единственное зафиксирует уже и Академический словарь: легкий нетрудовой доход; наживание денег, материальных ценностей. Приводятся соответствующие примеры из Льва Толстого – «Все эти люди… наживают деньги так, что при наживе заслуживают презрение людей» и Чехова: «Вся жизнь у него в деньгах и в наживе». Между прочим, так карты XX века легли, что очень помог Толстой большевикам морализированием позднего своего периода – физический, мол, труд главнее умственного, и так далее. Но так пошла история, что им вообще тогда многое легло в масть…

И спустя многие годы, уже в 2003-м, через двенадцать лет после конца советской власти, – один характерный разговорец.

Шахтеры, муж и жена, выйдя на пенсию, приехали жить и работать в красивые места – в Горный Алтай. И показали всем, что могут сделать работящие люди. И санитарный врач их района, молодой еще человек, говорил мне с возмущением о единственной едва ли не на всю республику семье преуспевающих фермеров: «Они же о наживе думают!»

Прочно держится привитая учениками Ленина философия и психология!

Известный вирусолог, академик Н. В. Каверин, услышав от меня рассказ с этой характерной репликой, напомнил с возмущением: «Ведь только в погоне за наживой нэпманы в середине 20-х вернули жизнь в разрушенную страну! А вспоминает ли кто о них?»

Михаил Булгаков, в отличие от многих собратьев по цеху не поддавшийся утопии, наблюдал в первый год нэпа с крыши высокого дома в Большом Гнездниковском чрево Москвы:

«Оно еще не ворчало, как ворчит грозно и радостно чрево больших, живых городов, но снизу сквозь тонкую завесу тумана подымался все же какой-то звук. Он был неясен, слаб, но всеобъемлющ. <…>

– Москва звучит, кажется, – неуверенно сказал я, наклоняясь над перилами.

– Это – Нэп, – ответил мой спутник, придерживая шляпу.

– Брось ты это чертово слово! – ответил я. – Это вовсе не Нэп, это сама жизнь. Москва начинает жить» (Сорок сороков, 1923).

Как поступили с нэпом – тем, кто интересуется историей, известно: во второй половине 1920-х годов Сталин с ним полностью покончил, а наиболее преуспевающих нэпманов пересажал. (А если кто-то из ваших старших родственников скажет «И правильно сделал!» – он будет очень неправ.)

И вскоре (и очень надолго) стало уже непонятно, как это деньги, во-первых, могут сами по себе увеличиваться. А во-вторых – зачем вообще нужны люди, наживающие деньги? Эти странные и противные существа? Ведь деньги берутся вот откуда – их выдает нам два раза в месяц государство в виде зарплаты. Или один раз в месяц – в виде пенсии.

Еще один недавний – «нулевых» лет – разговор:

– Вот я, например, выстроил бы всех олигархов – и всех до одного собственноручно бы расстрелял.

– А как же тогда ваша пенсия?

– А причем тут моя пенсия?

Этот свой коротенький диалог с незнакомым ветераном пересказал мне генерал МВД С. Е. Вицин (мы с ним еженедельно заседали в президентской Комиссии по вопросам помилования).

Ветеран не знал и понимать не хотел, что его пенсия не с облаков на него валится, а берется, в частности, из налогов, которые платят государству богатые люди. Зато он хорошо знал (и, несомненно, как мог, передавал детям и внукам) то, что было ему внушено за долгие годы советской власти: за богатство можно и даже нужно людей убивать.

Когда, в процессе приватизации и развития рынка, появилось немало очень богатых людей, и главное – стал расти разрыв между чрезвычайно богатыми и весьма бедными, возникли совсем новые именно для России XX века этические вопросы – о поведении богатых людей, о том, как воспитывать им своих детей, об их особой ответственности.

Не имея возможности – в пределах замысла этой книги – много рассуждать на тему этики богатых, отсылаю читателей к эпиграфу к этой главе.

Читая Герцена, всегда найдешь, о чем поразмыслить.

33. Когда корабль разворачивается – он не плывет

Те, кто очень не любил Гайдара, особенно охотно упрекали его за сокращение производства.

Хорошо помню разговор с жителями Самары после одной научной конференции в середине 90-х. Они возмущались:

– У нас такое производство закрыли! Мы все на этом заводе работали!

– А что выпускал-то ваш завод? – спросила я сочувственно.

– Взрыватели – для тяжелых бомбардировщиков!

– Так вы хотели бы, чтоб его снова открыли?

– Нуда!

– Кого бомбить-то думаете? – не удержавшись, спросила я.

Дальнейшее можно передать такими словами – мои собеседницы возмущенно молчали.

А вот теперь задайте сами себе вопрос: а что было делать, если не менее 60 % промышленности Советского Союза работало на так называемую «оборонку»? (Цифры эти, конечно, не оглашались.) А при том состоянии бюджета, которое оставила в наследство советская власть, при стоимости нефти от 10 до 20 долларов за баррель (в «нулевые годы» – 100–150) трудоустроить всех, потерявших рабочие места, было невозможно…

34. Правительство Гайдара