Читаем Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет полностью

Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

Да, жизнь по природе своей деятельного, активного человека в ненормальном – авторитарном и тем более тоталитарном – государственном укладе всегда исполнена глубокого драматизма. Нередко – и трагизма. (Мы увидим это хотя бы на примере Худенко, задумавшего эффективно хозяйствовать при «социализме».)

Хотеть что-то делать, а не только сетовать, жаловаться, пусть и вполне справедливо… И тогда, и теперь в России мало людей, способных хотя бы понять вот это хотение.

«И было еще вот что, – вспоминает Виктор Васильев о шестнадцатилетнем Егоре. – Может быть, это такая слабость: нежелание иметь слабостей.

Если можно вообразить, что он может где-то струсить, значит надо показать, что он трусить не будет.

Видимо, был какой-то суперменский комплекс. Такое желание не признаваться самому себе ни в каких слабостях. Если вдруг что-то осознается как возможная слабость, то в этом месте себя сломать и слабость преодолеть.

Сделать столько, сколько удастся в этом мире…» (КР).

4. Как они сдавали выпускные экзамены

…Нас примет родина в объятья…

Булат Окуджава

«Мы настроены, как я говорил, были к власти очень негативно, – рассказывает академик Васильев. – Разговаривали об этом постоянно, ругались на окружавшее нас безобразие. Радио западное слушали. Еще сильно на нас очень подействовала история с Заполем.

А история такая. Видимо, нашему отделению милиции надо было выполнять план по раскрытию преступлений. И произошло какое-то изнасилование в соседних домах. И вот проходил какой-то милиционер мимо лавочки, на которой сидели четверо парней, и среди них Заполь. Это конец мая. Что-то милиционер к ним обратился, записал данные, фамилии, кто такой, где живете, мол, шумно себя ведете. А на следующий день Заполя арестовали. И вдруг оказывается, что ему такое обвинение. Абсурд полный!

Начались у нас обсуждения разные: как же так? что это такое? У меня в то время были еще большие иллюзии насчет нашей милиции. Мы с Егором сами ходили в разные места. Сначала мы подошли к нашей комсомольской секретарше, что надо идти вместе, но она сказала: “Ой, мальчики, мне в МГИМО поступать…” Ну ладно. Пошли сами в милицию сначала объясняться, потом в прокуратуру, что вот, мол, мы знаем, что этого не может быть никак. В прокуратуре со следователем поговорили, она: “Ну, я тоже думаю, что там ничего такого, просто надо проверить…” И примерно в этот же день она к нему подсадила какого-то бывалого мужика. И тот его обрабатывал: “Ну, ты вот просто подпиши признательную, тебе напишут подписку о невыезде…Под подписку выйдешь, зато экзамены сдашь, поступишь спокойно, а тем временем потихоньку разберутся”.

А мы все сходили с ума: его взяли буквально за пять дней до первого выпускного экзамена…

Видимо, для него было самое главное: что надо сдать, надо сделать все, что угодно, чтобы выйти и сдать экзамен этот… И он подписал. И, конечно, поехал не домой, а в “Матросскую тишину”. Мальчишка! Ему еще 17 не было, только 16. И четыре месяца – максимальный срок, который можно держать под подозрением, – он там оставался. К тому времени уже нашли серьезных адвокатов, в общем, взялись за дело. И через четыре месяца его отпустили. Но в целом эта история произвела на нас ужасное впечатление» (КР).

Интервьюер спрашивает Виктора Васильева в 2010 году:

«– Есть такой феномен: школьные троечники с возрастом становятся начальниками, а отличники оказываются их подчиненными, а то и вовсе не у дел. Почему?

– Я не замечал такого правила. У нас в классе обычной московской школы № 152 были четыре медалиста. Две девочки были стабильные отличницы. Они не стали крупными деятелями, но на хороших должностях прилежно, как и в школе, выполняют свои функции. И двое мальчиков – я и Егор Гайдар, не нуждающийся в представлении. И был еще один лидер в классе – Юра Заполь, не дотянувший до строгого “медального” регламента, но тоже с пятерочным средним баллом, он стал президентом группы компаний “Видео Интернешнл”. Трудно сказать, что мы были “не у дел”».