Егор Гайдар

Гайдар категорически не хотел дождаться того момента, когда гуманитарная помощь кончится и молоко с творожком на молочных кухнях выдавать перестанут, того момента, когда врачам и медсестрам нечем будет платить зарплату, когда жена Маша тоже заговорит об отъезде… Он не представлял себе, как уговорить родителей уехать из страны, если вдруг это случится. Такое было бы просто невозможно – при характере Тимура Аркадьевича.

И он дал себе слово сделать все, что в его силах, чтобы этого не случилось.

Особенно ярким был контраст между нормальной, устойчивой жизнью за границей – и той, которая всегда была в СССР, а теперь стала и вовсе невыносимой в бытовом плане.

«Осенью 1991 года мы поехали с первым официальным визитом в Германию, – вспоминала в своих мемуарах Наина Иосифовна Ельцина. – Жена бургомистра Кельна предложила мне пройтись по рынку. Я такого в жизни не видела. Огромный павильон, чистота, вкусно пахнет. На одних полках – мясо и птица, на других – рыба, на третьих – ягоды и фрукты. А я буквально вчера – из Москвы, где все по карточкам, а из фруктов – только яблоки. Да и то потому, что осень и урожай только что сняли. Как раз перед визитом смотрела телепрограмму, в которой известный врач-педиатр говорила, что дети у нас остаются без витаминов зимой, поэтому часто болеют. Стою на этом рынке и чуть не плачу.

Вечером вышли с Борисом прогуляться. Идем мимо сверкающих витрин – мне даже не по себе. Все – как в кино. Если стоят туфли, то рядом сумка им в цвет. Мы такого вообще не видели. Конечно, без этого, в отличие от витаминов для детей, прожить можно…

Когда вернулась в Москву, зашла в обувной магазин. Там стояли кооперативные полусапожки из войлока – больше никакой обуви не было. Заглянула в магазин “Лен” у Тишинского рынка. Висят два или три капроновых полотна ядовитого цвета. И всё. Ни других тканей, ни простыней, ни наволочек. Это всё мелкие бытовые детали, но они помогают представить, в каком состоянии страна досталась новой власти».

Однако в 1991 году речь шла не об изобилии. Речь шла о выживании.

Мысль о том, в каком обществе, в какой стране, с какими магазинами и всем прочим будут жить их дети и внуки, реформаторов, конечно, тоже волновала.

…Несмотря на то, что программа реформ уже была утверждена и, больше того, президент Ельцин объявил ее на съезде – все в целом еще было неустойчиво, все качалось и колебалось в судьбе Егора.

«Ельцин, – пишет Гайдар в мемуарах, – уже в качестве главы Совета министров, продолжает консультироваться с нами о его составе. Если не ошибаюсь, 3 ноября из информированных источников приходит новость: принципиальные решения приняты, Явлинский со своими коллегами возвращается в российское правительство, я буду экономическим советником Ельцина.

Не убежден, что Григорий подходит для роли, которую необходимо играть в это время. Боюсь, что будет под разными предлогами уходить от неизбежного решения по либерализации цен. И все же такое чувство, как будто только что выскочил из-под колес мчавшегося на тебя поезда. Самое тяжелое все-таки достанется не нам, за нами куда более спокойная, привычная, комфортная роль советников. На следующее утро выясняется – информация была неверной, Григорий Явлинский отказался.

В этот момент окончательно понимаю: по-видимому, работа в правительстве неизбежна, отсидеться в советниках, переждать самое трудное время не удастся. Именно мне, в 1987–1990 годах, наверное, громче всех предупреждавшему о страшной опасности либерализации цен при расстроенных государственных финансах и хаосе в денежном обращении, теперь придется платить за перебитые горшки.

5 ноября. Телефонный звонок. Президент подписал указ: первый вице-премьер – Г. Бурбулис, вице-премьер, министр экономики и финансов – Е. Гайдар, вице-премьер, министр труда и социальной защиты – А. Шохин. То, что это должно было случиться, я чувствовал, и все же сообщение грянуло, как гром, разом отделив все, что было в жизни до того, от неведомого будущего. Из советника я превратился в человека, принимающего решения».

Подтверждают эту версию и воспоминания Андрея Нечаева:

«Когда рассматривался вопрос о том, чтобы Явлинский возглавил экономический блок правительства России и взялся за претворение в жизнь радикальных реформ, Григорий Алексеевич поставил достаточно жесткое условие, что должен быть премьер-министром, и не меньше. При тогдашнем раскладе политических сил это условие почти априори было неприемлемым, и Явлинский об этом не мог не знать.