Егорка-пастух

В это время у подъезда загремела карета и в камеру вошла небольшого роста, худощавая барыня с черным вуалем, в бархатном бурнусе. Не поднимая вуаля, она обратилась к судье:

– Я к вам, Федор Иваныч, насчет оскорбления моей Мими…

– Позвольте узнать, кто это Мими?

– Моя собака…

– Извините, сударыня, закон обязывает меня объяснить вам, что в нашем судебном уставе не упоминается об оскорблении животных… Я думал, что Мими ваша служанка. Впрочем, не угодно ли вам рассказать, как было дело?

– Вообразите: я Дуняшке приказала для Мими готовить бульон, а она с лакеем Алешкой изволит кушать его… Я замечаю день, другой: Мими худеет!.. Вы не можете представить, что стало с несчастной собакой… Смотрю однажды в окно: Мими выскочила к воротам, а там сидели лакей с горничной. Они схватили собаку и начали ее бить по щекам… да приговаривают: «Из-за тебя нам от барыни достается!..» Это я слышала собственными моими ушами…

– За последнее время жалобы на прислугу до того увеличились, – сказал судья, – что я не предвижу, чем все это кончится… Мне сдается, что ваша прислуга имеет настойчивое стремление оскорблять именно вас… Позвольте узнать, когда вы свободны?

– Я постоянно свободна…

– Не угодно ли вам пожаловать в понедельник… тринадцатого числа… Как звать вашу прислугу? – спросил судья.

– Дуняшка и Алешка.

– Я их вызову…

Барыня раскланялась и уехала. Краюхин снова начал:

– Я, ваше благородие, из Воробьевки… насчет запою…

– Ты кого запил?

– Девку!..

– Какую девку?

– У соседа дворов через пять…

– Тоже у крестьянина?

– У крестьянина.

– Дела между крестьянами разбираются волостным сходом…

– Ведь я, ваше благородие, насчет пастуха… он не нашей барщины…

– Это все равно… пастух – крестьянин…

– Вестимо, крестьянин… Хорошо! только эта мы гуляли… больше году!.. девка со всем согласьем…

– Я тебе сказал, обратись в волостное правление…

– Откуда ни навернись пастух… говорит, ежели на что пойдет, я не пожалею красного петуха…

– Павел! выведи вон…

Лакей взял Краюхина за пельки[3].

– Вот оказия-то! – рассуждал Краюхин, выведенный на улицу. – Какой это мировой? слова не даст сказать… Куда ж теперь? Неужели в волость?..

Подошедши к телеге, в которой спал Иван, Краюхин почесал затылок, растолкал сына и крикнул:

– Ты что ж сена-то не дал лошади? для тебя, что ль, под голову взяли, хрептуг!

В это время Краюхин увидал на дороге проезжавшего мужика.

– Эй, брат! – закричал Краюхин, – погоди-ко…

– Что ты там?

– Да погоди… Где бы мне тут разыскать мирового?

– Да ты от его хором идешь… вот он!

– Это не наш, должно… Господь его знает!

– Уж не знаю, как те сказать… у нас есть… да тоже, пожалуй, не ваш…

– Где ж к нему проехать?

– Вот ты под взволок съедешь, придет перехресток, ты так-то не езди, а заверни направо прямо по овражку, вдоль овражка-то и ступай… приедешь к реке, через мост прямо в нее!..

– Куда ж в нее-то?

– В мировиху!..

– Я насчет мирового тебя спрашиваю…

– Экой! в энтой деревне, Антоновкой называется, у меня кум живет. Он с ей почесть зады с задами…

– Кто ж такая мировиха?..

– Да нашего мирового жена… дело как правя ловко! Знамо, можа, чего и недосмысля, ну там писарь на то есть… живой рукой разбяре!..

– А мировой-то где ж?

– Да он, вестимо дело, барин богатый: где ему заниматься? со всякой безделицей лезут… а он, значит, не привычен к эвтому… и жил-то все в чужих землях…

– Ну насчет свадьбы она может разобрать?

– Я тебе говорю, баба – насчет всех делов! Мы обиды от ней не видали…

– Ну спасибо…

– Как рассказывал, все поезжай…

VII. Мировиха

Краюхин приехал в деревню Антоновку. Крытый железом барский дом, с ярко раскрашенным балясником и двумя каменными воротами, стоял на крутой горе. В стороне тянулся длинный ряд амбаров с жирными соломенными навесами, на которых висели чугунные доски. За барским домом виднелся сад. Въехав в деревню, Краюхин постучался в окно мужицкой избы и сказал:

– Хозяин! Что, тут живет мировиха?

– Какая мировиха? – спросил мужик, выходя из избы.

– Стало быть, мне так сказали…

– Да! Силич Пятровна? – почесываясь, сказал мужик, – это коли самого барина нет… и то не одна, с писарем…

– Мне было к ней нужно… Можно тут лошадь отпречь? Не украдут?

– Отпрягай! у нас смирно…

– Ты уж, братенек, проведи меня… а то собаки на отделку съедя…

– Что ж, пожалуй… У ней псы здоровые… Они нас-то признали… Глядеть-то они дюже страшны, а то ведь ничего!.. иную пору хоть на язык наступи… Ты отпрягай, а я зипун надену…

– Ах ты, господи! – говорит Краюхин, отпрягая лошадь, – кабы сын-то у меня был как следует, разве быть бы мне тут? Куда заехал! где сроду не бывал… Ну, пойдем, милый человек, – увидав вышедшего мужика, сказал Краюхин.

– Ты откулева? Насчет чего засудился?

– Я воробьевский… А дело-то у меня насчет свадьбенки.

– Что ж это, знача, родня, что ли, али насчет годов?.. Мы тоже сами вокруг вешней Миколы до алхирея доходили… тоже, стало быть, мому куму приходилась Аксиныша дочь, – с Петрухой-то они родные были… Агафья крестила Петруху-то…

– У нас родни николи не было… Я насчет запою…