Егоркин разъезд

Егорка и Мишка понимали, в чем дело — отец затевал новую игру. Они стояли в стороне и ждали. Ванька же с Петькой думали, что отец уснул по-настоящему, и так как им очень не хотелось прерывать веселье, то они пытались разбудить отца: трогали его за уши, дергали за волосы, а потом взбирались на него. Отец ворочался, стонал, но «проснуться» никак не мог. Тогда на помощь младшим приходили Егорка с Мишкой. Они тоже садились на отца и принимались выделывать всякие штуки.

Пробуждение отца всегда заставало ребят врасплох — и это было самым интересным моментом. С криком: «Ага, попались!» — он хватал их в охапку и устраивал «малу кучу».

— Хватит, довольно! — кричала на расшалившихся ребят мать, а отцу говорила: «Занялся бы с ними каким-нибудь тихим делом».

Было два тихих дела: слушать сказки и рассказывать побрехушки. Первым делом занимались на нарах. Отец разувался, садился в круг и начинал. Сказок он знал много и рассказывал их с выражением: волк говорил грубым голосом с завыванием, лиса — ласково, медведь — с хрипом, зайчик пищал.

Второе дело устраивалось на полу, и участвовали в нем одни ребятишки. Каждый участник знал наизусть и должен был поведать свою побрехушку: Петька — «про зайца белого и свинью», Ванька — «про девицу и Воробьеву жену», Мишка — «про шиворот-навыворот». Самый длинный стих — «про барана и попа с попадьей» декламировал Егорка.

Первым всегда начинал Петька. Он взбирался на табуретку, брался рукой за рубашонку и, картавя, лепетал:

— Заяц белый, куда бегал?
— В лес дубовый.
— Что там делал?
— Лыки драл.
— Куда клал?
— Во колоду-воеводу.

Свинья ходит к огороду,

Щиплет траву-лебеду,
Я в беремячко кладу.

Не успевал Петька закончить последнее слово, как Ванька начинал свой разговор с девицей:

— Девица, девица,
Где твоя водица?
— Нет моей водицы,
Я боюсь грозицы.
— Ты не бойся, девица,
Ни волка, ни грозицы:
Гроза — на болоте,
А волк на работе,
Он ямы копает,
Воду добывает
И тебе, девице,
Добудет водицы.

Переговорив с девицей, Ванька делал передышку и переходил к «воробьевой жене и старосте».

Воробьева жена
Пирогов напекла.
Воробей — за пирог,
Она скалкой его в лоб.
Он оскалился,
Пошел к старосте,
А у старосты
Три радости:
Сыновей поженил,
Потом снох схоронил,
Потом начал поминать
И ну сам околевать.

За Ванькой отводил очередь Егорка:

Поповы ребята
Горох молотили,
Цепи поломали,
Попу не сказали.
Поп осердился,
С полатей свалился,
Попадья у печи
Распрямляла плечи.
— Стой, поп, не вались!
Пироги уж испеклись.
Поп все же свалился,
Богу помолился,
Стал тушить свечи.
Баран из-под печи
С крутыми рогами,
С голыми ногами.
Попадья бежит, орет,
Свои волосы дерет.
А баран кричит,
Ногами стучит:
«Стой, баба, не беги,
Где там мои пироги?
С лучком, с мачком,
С пересыпочкой».

Игру заканчивал Мишка. Свою неправдушку он произносил не торопясь, нараспев:

На печи петух объягнился,
Сковородник нарумянился,
Кочерга плясать пошла.
Как безрукий-то арбузы воровал,
Голопузому за пазуху пихал.
А слепой-то подглядывал,
А глухой-то подслушивал.
Сито-вито, два корыта,
Три поганых решета.

…После получки отец съездил в Протасовку и привез обещанное — книги и еще одну штуку — какую-то бумажную трубку. Одна книга была новенькая, тоненькая, с красивыми разноцветными корками. На корке стояло несколько больших букв. Две из них, «А» и «Б», Егорка сразу распознал, остальные были неизвестны. Вторая книга была очень толстая, растрепанная, с черными, как сажа, корками.

Подавая Егорке тоненькую книжку, отец сказал:

— Это «Азбука». В ней нарисованы все буквы. Я тебе потом расскажу про каждую. Ты их запомнишь и будешь складывать и читать слова.

— А эту тоже надо запоминать? — указал Егорка на толстую книгу.

— Эта книга называется Пушкин, — ответил отец, — в ней много всяких интересных сказок. Я буду читать ее вам вечерами на досуге.

— Ну, а тут что? — поинтересовалась мать, трогая трубку.

— Эту штуку я привез для себя.