Егоркин разъезд

С особенным старанием разряжал Павловский свое послескандальное настроение на том, кто первым попадался ему на глаза. Назарыч почти всегда был на начальнических глазах, а поэтому и самые «горячие блинчики» доставались ему, причем получал он их не только от «самого» — как другие подчиненные, — но и от «самой».

Назарыч поднялся по ступенькам лестницы на перрон и поздоровался.

Павловский что-то буркнул в ответ и выбросил вперед правую руку, так что хрустнули суставы:

— Это что такое?

Назарыч поглядел туда, куда показывал начальник. На кромке перрона лежала серая бумажка.

— А это? — Павловский ткнул носком сапога в торчащую из песка щепочку:

— Щепочка.

— Врешь! Это самый настоящий мусор, за уборку которого ты деньги получаешь. Ясно?

Назарыч промолчал.

— А теперь иди сюда!

Павловский приблизился к столбу, на котором висел колокол.

— Теперь скажи мне, что такое это?

— Колокол.

— Это не колокол, а грязь сплошная. Следуй за мной.

Не менее часа водил Павловский Назарыча по комнатам и закоулкам станции, задавая один и тот же вопрос: «Что это такое?» Назарыч отвечал, и все невпопад. По мнению Назарыча, окна были окнами, стены — стенами, мухи — мухами, начальник же понимал иначе: окна — это пыль, стены — паутина, мухи — зараза.

Потом Павловский отправился на стрелочный пост, строго-настрого наказав Назарычу, чтобы к вечеру все блестело. Напоминать о своей вчерашней просьбе Назарыч не посмел и, тяжело вздохнув, направился к кладовочке, где хранился уборщицкий инвентарь: метла, лопаты, совок. «Проклятая жизнь! Ни тебе мало-мальского уважения, ни отдыха, — думал с досадой Назарыч, шагая по двору. — А что поделаешь? Куда ото всего этого подашься? Никуда. Тут хоть и не уважают, зато жалованье платят да квартира есть. А в ином месте? Там и уважать не будут, и жилья не будет, и жалованья — шиш: бери суму на плечи да палку в руки — и побирайся. Да и тяжело покидать это место, ведь двадцать пять лет».

— Назарыч! Эй, Назарыч! — прервал раздумья звонкий голос начальницы. — Иди-ка сюда!

Назарыч подошел к крыльцу, на котором стояла с ведрами в руках Людмила Сергеевна.

— Сбегай-ка за водой!

— Мне Константин Константинович приказали, чтобы я немедленно принимался за уборку.

— А он где?

— На стрелку пошел.

— Ну и пусть носится, а ты бери ведра и делай то, что я тебе говорю.

Зная строптивый характер начальницы, Назарыч не стал отговариваться, взял ведра и заковылял к колодцу, а вслед ему полетело:

— Когда принесешь воды — наколешь дров.

Принес Назарыч воды, наколол дров и только хотел приняться за свои прямые обязанности, как объявилось новое дело — вылить ночные помои, а ведро из-под них пристроить на оградке таким образом, чтобы его кругом проветривало и обжигало солнцем.

За этим делом и застал его Павловский — он шагал по линии мимо станции на другой стрелочный пост. Увидев Назарыча с ведром в руках около заборчика, Павловский рявкнул:

— Ты что там делаешь?

— Людмила Сергеевна заставили.

— Бросай к чертовой матери все дела и иди сюда!

Назарыч надел как попало на колышек ведро и хотел было идти, но тут выскочила на крыльцо Людмила Сергеевна и сердитым приглушенным голосом пригрозила:

— Посмей только уйти, посмей…

Назарыч снова взялся за ведро.

А после обеда Людмила Сергеевна послала его в лавку в деревню Левшино за спичками.

Вернулся Назарыч под вечер. К этому времени супруги помирились, и он сразу перешел под начало Константина Константиновича. Отдыхать ему не дали ни минутки, потому что, пока он ходил в деревню, объявилось очень срочное дело — вызвать на станцию всех движенцев. Зачем это нужно, Назарычу не сказали. Об этом знал только один Павловский. Дело было действительно срочное. Константин Константинович разговаривал по телефону с ревизором и узнал, что директор дороги приедет на Лагунок послезавтра ровно в два часа дня. Ревизор рассказал, что на одной из станций, где уже был смотр, директору дороги страшно не понравилось, что квартиры служащих и рабочих не побелены. «А у вас как?» — спросил ревизор.

— У нас побелены, — ответил Павловский.

В самом же деле многие квартиры были не побелены, и вот теперь эту работу нужно было провести в экстренном порядке.

— Быстрее! Быстрее! — поторапливал Назарыча Павловский.

ГРИШКА ПРАВ

Егорка натолок полный стакан соли, Феня пригнала корову из стада, Петька с Ванькой пришли с улицы, а отца все не было и не было.

— Не пойму, — беспокоилась мать, — чего это начальник так долго держит отца. Уж не стряслось ли что-нибудь?

— Я схожу за ним, а? — вызвался Егорка.

— Сбегай уж, что ли. А то ведь он и не поужинал.

Егорка положил пестик на лавку, кинулся к двери и столкнулся с отцом.

— Ты это куда так мчишься? — спросил отец.

— За тобой послала, — ответила мать. — Садись-ка скорей да ужинай. А ты, — повернулась она к Егорке, — не вертись под ногами.

Садясь за стол, отец сообщил:

— Приказано, чтобы все квартиры были побелены и как следует прибраны.

— Двух месяцев не прошло, как белили, — заметила мать.