Ей это нужно, мне это удобно (СИ)

Конечно, можно думать, что уж ты-то точно избежишь такой участи. Конечно, можно подумать, что трахаясь с этим гребаным женоненавистником, сексистом и уродом, ты не воспылаешь к нему никакими чувствами. Ко-неч-но. Учитывая, что все это начало зарождаться еще намного раньше, собственно, когда тебя вдруг стало так сильно интересовать, стоит у него на тебя или нет.

Стоит – в этом ты уже убедилась.

А в остальном плане... Нужна ли ты ему? Насколько вообще может быть нужна радикальному сексисту женщина в плане сердечной привязанности?

Нора Цюрик понятия не имела. Но были некоторые моменты, которые ее сильно смущали.

Например, ирисы. Нэр по-прежнему таскал их ей пачками и стабильно. Сам. По собственной инициативе. И орал на работе, что бабы – меркантильные стервы, требующие неоправданных вложений. И тем же вечером стабильно тащил ей ирисы.

Более того, нередко это было логичным завершением их ссор. Иногда Нэр выбешивался до такой степени, что просто рычал: “Я куплю тебе ирисы, женщина”. И Нора таяла. Ирисы всегда имели на нее воистину магнетическое воздействие.

Иногда она и сама спрашивала прямым текстом:

- Ты купишь мне ирисы?

- Куплю, женщина.

Он орался о том, какие бабы – твари. И таскал ей ирисы. Это уже стало как анекдот.

Или, например, то, что он водил ее в ресторан. Кто его просил? Никто.

И, наконец, самое последнее его действие, которое Нора просто никак не могла прокомментировать.

Когда она заболела, то, как он себя вел... Это, черт возьми, расходилось со всеми его догмами и принципами! И делал он все это, опять же, по собственной инициативе.

И то снова, что он таскал ей цветы... Это было интересно. Оказывается, между словами и действиями Нэра Шеппарда могут иметься весьма серьезные расхождения.

За это Нора и хваталась. Словно за спасительную соломинку. Она видела, что он говорил. Видела, что делал. И сопоставляла это между собой. И...

В голове глупой-глупой Норы Цюрик начали зарождаться предательские мысли. А может быть... Может быть, он только так говорит. Может быть, с этими хреновыми особенностями... Можно справиться. Может быть – ну совсем уже тупо – они исчезнут сами собой.

В общем, с той самой поры, когда Нора поняла, что Нэр ей нравится, все стало как-то сложнее. Слова Шеппарда были теперь в раз острее и больнее, чем раньше. А глупая надежда – отчаяннее.

А ведь были и хорошие моменты. Иногда им удавалось нормально поговорить – здорово, отлично поговорить, и Нэр даже не вставлял ничего про женщин. А потом все продолжалось, как и раньше. Норе казалось, что она попала в замкнутый круг.

И порой он так отчаянно давил на нее, что ей хотелось кричать. Вопить от ужаса и сломать стены клетки, в которую она впустила себя сама.

Месяц ей понадобился на то, чтобы окончательно принять этот факт и признаться самой себе, что она слегка переоценила собственные силы. Что она втрескалась в Нэра Шеппарда настолько, что никакой Саймон Мелларк ей был теперь и нахрен не нужен.

Зато один свихнутый на всю голову радикальный сексист – очень даже.

Она честно не поняла, как они протянули еще пять месяцев. Почти десять в конечном итоге. Почти год. Целый год.

И изо дня в день их споры становились все бессмысленнее, а Шеппард – злее. И Нора – несчастнее.

Теперь и она попала в ловушку – капкан мудака.

Восхваляй мудака, люби мудака и надейся, что сегодня он не поведет себя по-мудацки. Второй раз в жизни, черт побери.

Но, черт возьми, у них же не было отношений. Или были? Честно сказать, Нора Цюрик уже запуталась. И частенько ее руки готовы были опуститься. Но тогда случалось что-нибудь хорошее.

Он покупал ей цветы. Они нормально разговаривали. Засыпали вместе. Он ее обнимал.

Да, крайне редко, иногда как будто бы с неохотой, но обнимал, и тогда Нора Цюрик готова была разреветься от счастья. Просто уткнуться ему в грудь и вот так замереть на пару минут.

А потом можно выслушивать и его извечные комментарии про женщин. Острые, жалящие. Вздрагивать, словно от очередной пощечины. Принимать близко к сердцу и на свой счет.

И любить.

Иногда в его фразах скользили слова, за которые она цеплялась, словно за последнюю надежду.

“Я хочу внести ясность: ты нужна мне”.

Ей не послышалось. Ей точно, черт возьми, не послышалось.

Или другой момент. Когда-то они срались: жестко, очень жестко, и Шеппард тогда сказал то, что выбесило ее до глубины души, но потом заставляло хвататься словно за спасительную соломинку:

- Да, женщина, ты мне никто, но если я только узнаю, что у тебя кто-то появился, челюсть ему сломаю немедленно.

Тогда она была на пределе нервов и только заорала ему в лицо:

- А не пошел бы ты нахер с такими заявлениями, а? Я не твоя, нахрен, собственность!

Потом же она частенько прокручивала эти и многие другие слова в голове. Он имел столько возможности закончить это, если бы она нахрен ему не сдалась. Сексист такого уровня, как Нэр, не стал бы задерживаться рядом с бабой, которая настолько затрахала ему мозг, что он готов уже был сбежать.