Ей это нужно, мне это удобно (СИ)

О том, чтобы подняться (даже просто, черта с два, подняться!) речи даже и не шло. А уж о том, чтобы дойти до шкафа с ингредиентами, подготовить место, а затем сварить это гребаное зелье... Только при одной мысли об этом у Норы Цюрик еще больше подкашивались ноги и кружилась голова, ей казалось, что она проваливается все ниже своей кровати и вот-вот непременно ударится о жесткий пол.

Она вскрикивала, когда ее как будто качало на волнах и уносило вниз, металась по кровати и почти, пожалуй, плакала от собственного бессилия.

В эти минуты, свободные от забытья, Нора Цюрик как никогда раньше ощущала пустоту собственной квартиры. Пустоту собственной жизни. Железная, несгибаемая, но сейчас она свалилась без сил и находилась одна, и не было никого, кто примчался бы к ней просто так, потому что...

Ян, Ян не в счет, он был... Нора даже не знала, как это назвать, самим собой разумеющимся, чем-то естественным, отсутствие которого она сейчас очень хорошо ощущала. И чувствовала себя будто бы... Будто бы она была должна ему. За то, что он придет. Если придет. Потому что с каждым часом (она действительно не наблюдала времени) Норе Цюрик казалось, что она придумала это себе сама. Что он придет и все такое. Просто она так привыкла к этому и, наверное, только сейчас по-настоящему заметила, что Яна в ее жизни больше-то и нет.

(Но на самом деле не в Яне было даже дело).

Просто Нора Цюрик отлично помнила, как было в прошлый раз. Она помнила, и ей на глаза наворачивались бессильные слезы. Потому что она знала, что это не повторится.

(На самом деле она все-таки ждала его, подсознательно, гребаная дура, ждала, несмотря ни на что).

Дура, дура, дура. Да он давно уже думать о тебе забыл. Нахер ты ему сдалась. Не сдалась совершенно. Он все тебе высказал, не так ли? Не так ли?

Так. Все, черт возьми, так. И все-таки подсознательно... Она надеялась. Из последних сил, отчаянно ненавидя себя за это, она надеялась. Как безнадежная, отчаянная дура.

И хуже всего было понимание того, что он все-таки не придет. Этот противный комок у горла стоял все чаще, и пустота квартиры, все эти стены, ставшие сегодня такими мрачными, все сильнее давили на Нору Цюрик, и она чувствовала себя маленькой, слабой и потерянной.

Часы шли, и ее глупая надежда гасла, разбиваясь о твердую, но такую осязаемую реальность.

И Нора никла все сильнее. Ей было плохо. Она не чувствовала никаких сил. Она была абсолютно одна, и да, она сама себя довела до такого состояния. Но так хотелось...

Выкуси.

Слезы подступали к глазам, слезы жгли ее чертовы глаза, и в конце концов Нора Цюрик поняла, что оказалась на грани. Она уже готова была расплакаться от всего этого, от того, что оно навалилось так невовремя. Что она такая слабая и беспомощная, даже не может подняться. Что нет никого, кто мог бы ей помочь. И что сколько бы она не плакала, ситуация не изменится.

Она уже готова была расплакаться, в этот момент между забытьем и слабым осознаванием реальности.

И в этот момент на ее лоб легла ладонь. Нора стиснула зубы, потому что уже слишком много раз представляла себе эту картинку, до нее дошло не сразу, что ладонь эта – абсолютно реальна и осязаема. И тогда, когда глупая улыбка уже почти полезла на лицо, Нора Цюрик проморгалась чуть влажными ресницами и с трудом взглянула на Нэра Шеппарда, который тоже смотрел на нее. Без всяких слов.

Зато она вспомнила все его слова. И в сердце забилась злость – то топливо, что помогло ей не сломаться.

- Пошел. Нахер. Прочь, – просипела Нора, все также смотря на Нэра. Она ненавидела его и если бы могла встать, то обязательно вышвырнула бы вон. Но сердце, то самое чертово, слабое сердце забилось так отчаянно предательски : все-таки пришел!

В ответ Нэр ничего не сказал.

А из забытья Нора вынырнула так же, как и в прошлый раз, когда Шеппард уже сидел на ее кровати. Но теперь он отличался немногословием.

- Пей, – только и сказал отрывисто.

И Нора выпила. Не стала перечить или что-то еще. Она снова не видела его.

Это было ужасное, тяжелое чувство. Ненависть вперемешку с беспричинной радостью. Понимание того, что в этот раз одной порции будет недостаточно. И свалило ее еще куда более серьезно. А значит, зелье придется варить как минимум еще несколько раз.

То, что он смотрел на нее, Нора знала. Но смотреть на него она не хотела. И поэтому глядела в стену, мимо. Шеппард же ничего не говорил. Его тягостное молчание ощущалось лучше всяких слов.

Впрочем, Нора Цюрик не понимала, что оно означает. Она, если честно, уже устала понимать.

Ночью, в отличие от предыдущего раза, он не обнимал ее. Но зато утром появился рядом с ее кроватью снова.

- Ешь, – снова отрывисто.

И она снова ела, ничего не произнося и даже не смотря на него.

И в следующие дни Нэр Шеппард словно бы поселился в ее квартире. Во всяком случае, если он и уходил к себе, то Нора этого не замечала. Он не пытался заговорить с ней. Лишь молча выхаживал, а Нора...

Чувствовала себя все лучше с каждым днем телесно. И хуже – морально.

Потому что она прекрасно понимала, что происходит. И от этого было ужасно горько.