Ей это нужно, мне это удобно (СИ)

Ее охватило потрясающее чертово спокойствие, то самое, которое помогает людям держаться на краю пропасти. Но одно маленькое слово, и она с воплем упадет вниз.

Нора Цюрик была спокойна. И в шаге от того, чтобы истерично раскричаться, как избалованный ребенок.

Нэр Шеппард же молчал. И выглядел... Да черт его поймешь как. Ей надоело на него смотреть. (Хотя на самом деле Нэр походил на человека, который действительно убивался). Поэтому Нора просто прикрыла глаза. Она не могла на него смотреть.

И только Нора почти уже привыкла к тому, что в ее комнате появился мрачно-молчащий экспонат (на самом деле игнорировать его было чертовски трудно), Нэр вдруг заговорил.

И голос его – Нора похолодела – действительно выглядел убитым.

- Женщина, – Шеппард явно долго собирался, прежде чем это сказать, – что ты хочешь? Что мне сделать, чтобы ты простила меня?

Нора вздрогнула. В ее горле поднялся комок, готовый вот-вот перерасти в смешок. Он... Серьезно?

- Сначала, – ее голос задрожал, – перестань, черт возьми, везде затирать про женщин! – ей показалось, что она кричит. – Мне это уже вот где! Женщинам не место в зельеварении, науках, серьезных делах, вообще в этой жизни, нахрен! Как их за людей-то вообще считать можно? Так вот это ранит и нехило ранит, знаешь ли!

С каждым словом Шеппард багровел все больше. Казалось, он готов сейчас на месте убить и порвать на чертовы кусочки Нору Цюрик, но вместо этого ответил внезапно (ну как ответил – скорее, выплюнул):

- Хорошо.

Нора судорожно выдохнула. Хорошо. Хорошо, черт возьми. Вот так просто. Вот так, нахрен, просто. Она задрожала. И почувствовала, как внутри резко лопаются все барьеры. Сейчас почему-то очень захотелось истерически рассмеяться.

- Засунь свой сексизм подальше в задницу! – нет, в ее голосе и правда послышались истерические нотки.

- Хорошо! – раздраженно рявкнул Нэр, похоже, его тоже взбесила эта ситуация. – Если, нахрен, проблема в этом, то я перестану об этом говорить.

- Да не в этом проблема, Шеппард! – заорала Нора, чувствуя, что силы у нее на исходе. В ее голосе уже слышались слезы. – Вернее, и в этом тоже, но не только. А в том, что ты ведешь себя, как, как... А я хочу нормальных отношений! Нор-маль-ных! А не вот это все, – чуть тише добавила она.

- Цюрик, – вздохнув и таким голосом, словно прописную истину ей объясняет, произнес Нэр, – ты правда думаешь, что я могу в нормальные отношения? Так открою секрет: я не умею в них.

- Мне насрать, что ты умеешь или не умеешь, – со злостью выдохнула Нора, чувствуя, как слезы текут по щекам. – Если ты думаешь, что можно продолжать все в старом формате, то...

- ...Но я попробую.

И как-то сразу заткнул ее с этим. Убил всю в секунду заготовленную аргументацию. И почему-то заставил дрожащим голосом ответить:

- Х-хорошо.

Нэр, услышав эти слова, вдруг резко вскинулся и посмотрел на Цюрик резким взглядом. Взглядом, полным...

- Так ты простишь меня? – его голос прозвучал с такой, такой... Надеждой, что теперь у Норы задрожали еще и руки, и вместо того, чтобы что-то ответить, она просто кивнула. Странно, как-то неоднозначно, но Нэр вдруг сорвался с места и в один миг очутился на ее кровати, где в следующую секунду уже крепко обнимал Нору, которая, инстинктивно почувствовав, что самое хреновое в ее жизни только что закончилось, уткнулась лицом Шеппарду в грудь и громко разрыдалась.

Он молчал, пока она плакала. Ничего не делал, просто крепко прижимал к себе, а Нора плакала еще сильнее – от облегчения, от успокаивающихся нервов, от падающих один за другим камней с вымотанной и уставшей души. Все будет хорошо.

Она почему-то повторяла эту фразу, пока плакала. Теперь все будет хорошо. Глупо, штампованно, наивно, но она, черт подери, это чувствовала. Что все будет хорошо. Что больше не надо изо дня в день жить с болью в душе. Больше не надо тратить силы на то, чтобы не расклеиться.

Нора плакала, а Нэр Шеппард все обнимал, обнимал, обнимал ее. Не выпуская из цепкого кольца своих рук.

Когда она закончила, выплакалась, они еще немного посидели молча, а потом Нэр уткнулся ей в волосы и произнес так, что у Норы сердце ушло в пятки.

- Я скучал.

- Я тоже, – дрожащим голосом ответила она, и в тот же миг руки Нэра сжали ее еще крепче. Будто боялись потерять.

- Мне было хреново без тебя, женщина. Никогда больше не хочу такого испытать. Уж лучше бы ты орала на меня, как ты это делаешь обычно, а не вот так... Не замечать. Это хуже самых дерьмовых пыток нахрен.

И они снова надолго замолчали. Нэр долгое время так и сидел, уткнувшись ей в макушку, а Нора не смела в это время даже дышать, слушая учащенный стук его сердца. А потом вдруг принялся лихорадочно гладить ее длинные черные пряди. И снова притянул ее к себе, уткнувшись в голову. Казалось, Шеппард наверстывал упущенное после долгого перерыва.

А потом он снова заговорил, и Нора задрожала в его объятиях, потому что каждое его слово сегодня вмещало в себя больше, чем все, сказанное им за этот год: