С учетом поиска штифта подходящего размера, подготовки и занятости хирурга операцию назначают через два дня. И даже спустя полчаса после разговора я сижу в полной прострации, смотрю в стену. Вообще ни хрена не понимаю, как оказался в такой жопе. И чем заслужил всех этих людей, которые мне помогают.
Разбитый телефон начинает вибрировать. Имя Ярославы загорается на искалеченном экране. Моя девочка. Вот кого я действительно подвел и обидел. Просто не поверил в то, что она может меня любить. Просто сам полюбил ее слишком сильно и не справился с чувствами.
Смотрю на телефон, пока вызов не прерывается. Я бы и не смог ответить, сенсор сломан –успокаиваю себя, так и не предприняв ни одной попытки.
Трус. Дьявол, какой же я трус!
Может быть, ей будет лучше без меня?
************
* Бэнкинг – наклон трассы внутрь поворота.
Глава 34
Яся
Лето быстро мчится к концу, я не успеваю. Напрягает ли это меня? Очень. Особенно если учесть, что парень, в которого я по уши влюблена, о котором думаю и говорю каждую минуту, полностью, тотально – я не шучу – игнорирует мою персону.
Набираю ему в очередной раз, но динамик снова плюется длинными гудками и переводит стрелки на голосовую почту. И пусть Скоморохин только попробует потом сослаться на разбитый экран телефона, я специально проверила, пока спал: звонок принять вышло почти с первого раза. Ну с третьего. Было бы желание, в общем.
Прямо-таки вижу, что тучи над нами сгущаются.
Папа еще ходит хмурый с тех пор, как увидел разбитую «панамеру» Кирилла. Уже жалеет, наверное, что подсказал, где его дочку счастливой сделают. Вот только я не жалею ни о чем. И папочку не перестаю благодарить. Понимаю – беспокоится в первую очередь обо мне.
Хорошо, что вообще согласился помочь. Хотя после разбора тачки папа стал еще более подозрительным. Видела, как с Маратом шептались. Будто я не догадаюсь, что Кирилл в аварию не просто так попал.
Олейник отдувается за всех. Мой допрос он, конечно, стойко выдерживает, приходится Алю подключать. Собственно, я не удивляюсь, услышав про тех психов, у меня и в прошлый раз от них мороз по коже был. Теперь я их еще и люто ненавижу. Наблюдаю с подъездной дорожки за вакханалией, которая на треке творится. Меня не видно из-за освещения, я в тени с приглушенной фарой стою. Сборище гиен напоминает из мультфильма про Симбу – гарцуют на пепелище.
Они уничтожат это место, если ничего не предпринять. Но что я могу?
Нет, не с такой интонацией нужно. Что
И все-таки, как бы моя мама ни вздыхала по Кириллу, как бы его ни хвалила, а я полюбила
Сначала, когда меня не пускают в палату первый раз, я искренне верю, что у него процедуры. Оставляю провизию и обещаю зайти на следующий день. Когда второй раз попадаю на капельницы от отеков, как объясняет врач, и подготовку к операции, тоже не думаю о подвохе. Правда, Кир по-прежнему не берет трубку, а я знаю, что Марат завез ему телефон с утра – отец их проболтался за ужином, на котором я была желанной гостьей, между прочим. Но сейчас, когда точно знаю, что Скоморохин очнулся, поел и болтает с Олейником в палате, а друг – видимо, бывший – пишет, чтобы я заезжала завтра, мне очень сильно и искренне хочется убивать. А еще собиралась сюрприз сделать!
Слегка чешу через одежду место под грудью, выдыхаю громко и захожу к ним.
- Ага, говорит: хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается, прикинь?
Смех Кирилла больно царапает сердце. Пока я думаю, что он страдает от травм и депрессии, тот, кажется, прекрасно себя чувствует. Во всех смыслах. Никакой бледности и темных кругов под глазами. Выспавшийся и вроде бы даже довольный. Разве что немного похудел. Хотя, может, выдумываю.
И все же я под стать ему идиотка. Потому что, увидев Кира, готова броситься в объятия и наплевать на эти ужасно одинокие дни. Готова наплевать на глупость, из-за которой он оказался в больнице, и на отчаянную самоотверженность, которой у него не отнять.
Мы с ним похожи до ненормального. Потому что я, как и он, виню во всем себя. Ведь если бы не те пятьсот тысяч…
- Яся, - с кучей неопределенных эмоций в голосе произносит Марат, выдает меня.
Кирилл оборачивается молниеносно. Не шучу – так резко, что поджимает от боли губы.
Я встречаюсь с его глазами, вижу сведенные брови, напряженные скулы. Он злится, он сдерживается, он явно какую-то ерунду надумал, но теперь мне по-настоящему наплевать. Потому что сейчас я чувствую – между нами ничего не изменилось. Кирилл признавался в любви и собирался жить со мной. Тот факт, что его слегка перемкнуло из-за аварии, не в счет.