Эйдолон

Бришен ждал, позволяя своим словам осесть в умах, давая каи время осознать стоящий перед ними вызов.

Он заговорил снова голосом, перешедшим в рев.

– Да здравствует луна над Баст-Харадисом! Да здравствуют каи под ее светом!

– Да здравствуют каи! Да здравствует король! – вторил ему народ.

Они поднялись на платформу, а Бришен сошел вниз, мгновенно поглощенный телами, которые прижимались к нему, и руками, которые благоговейно прикасались к нему, словно он внезапно превратился из дворянина в бога.

Бришен заметил Ильдико. Та все еще стояла на платформе рядом с капукезет. Она поддерживала Эльсод за локоть и смотрела на море ликующих с бледным и застывшим лицом.

Народ вновь радостно закричал, когда Бришен вернулся на платформу, и Эльсод совершила простую церемонию, надев золотой обруч ему на голову. Толпа отреагировала с меньшим ликованием, когда голову преклонила Ильдико, принимая второй венок. Бришен обратил внимание на членов знатных семей, ближайших к нему по рангу. Некоторые, казалось, были искренне рады; у большинства на лицах читался явный расчет и слабые улыбки, которые едва скрывали негодование по поводу клятвы в верности человеческой королеве. Он мог только представить, как они отреагируют, когда он в свое отсутствие назначит ее регентом.

На несколько часов каи забыли о галлу и опасности, которую те представляли. Бришен приказал открыть бочки с вином и элем. Зажгли костры, музыканты взялись за инструменты, а остальные собрались для импровизированных танцев. Что касается празднования коронации, то оно не было ни царственным, ни официальным, ни даже достойным. Бришен не хотел ничего иного.

Бришен нашел Ильдико в круге женщин, все разговаривали с ней одновременно. Лицо жены сковала мирная маска, которую он начинал ненавидеть. Анхусет крутилась мрачным стражем неподалеку.

Все разговоры вмиг смолкли, стоило ему подойти. Бришен вежливо извинился за то, что прервал их, и вырвал Ильдико из лап дам.

– Хвала богам, пытки закончились, – сурово выдохнула Анхусет, заставив его ухмыльнуться, а Ильдико хихикнуть.

Верхние этажи поместья были пустынны и благословенно тихи. В святилище их спальни Бришен раздел Ильдико и скинул свою одежду, пока оба не оказались обнажены в свете камина. Обмениваясь ласками вместо слов, поцелуями вместо разговоров, к тому времени, как они в безумной спешке добрались до кровати, Бришен на мгновение забыл о глубокой пропасти, зиявшей у него в сердце.

Он занимался любовью с женой многие часы напролет, наслаждаясь прикосновениями к любимой, ощущением ее в своих объятиях и слушая, как его имя музыкой срывается с ее губ, когда он доставлял ей удовольствие. Позднее Ильдико лениво гладила бугорки мышц на подтянутом животе мужа. Бришен откинул одеяло, и в темноте ее рука на его серой коже сверкала, точно жемчужина.

– Ты покинул Серовека, – заметила она, подчеркнув замечание поцелуем в плечо.

Зная Серовека, он понимал, что тот сейчас в своей стихии: танцует, пьет, очаровывает народ и, вероятно, раздражает Анхусет при каждом удобном случае.

– Я очень сомневаюсь, что он по мне скучает. – Бришен перевернул жену на спину. Кровь в жилах разгорелась с новой силой лишь от ее близости. – Да и в противном случае это меня не сильно заботит.

На следующий день после полудня он закончил составлять инструкции, которые намеревался дать военному сейму, и покинул кабинет на первом этаже, направляясь во двор. Притормозив, Бришен изменил направление, когда заметил, что Ильдико и Анхусет пристально всматриваются во что-то рядом с конюшнями. Фургон загораживал ему обзор, не давая увидеть того, что привлекло их внимание. Однако стоило телеге отъехать, как бровь Бришена вопросительно приподнялась.

Серовек был поглощен разговором с одним из конюхов. Оседланный жеребец довольно пасся неподалеку. Бришен переводил взгляд с беладинского маркграфа на двух женщин и обратно и пошел окружным путем к месту, где они стояли. Никто не заметил, как он притаился в тени ворот стойла. Серовек исчез в глубине конюшни с противоположной стороны от того места, где спрятался Бришен.

– Ваши женщины правда находят его красивым? – В голосе Анхусет отсутствовал привычный сарказм. В вопросе сквозило лишь недоверчивое любопытство.

Ильдико усмехнулась.

– Я тоже так считаю. Он наделен приятной внешностью, прекрасной фигурой и хорошим характером. – Глаза Бришена сузились. Ее похвала казалась чрезмерной. – Мне кажется, его не зря прозвали беладинским жеребцом.

Бришен нахмурился.

Анхусет фыркнула и повернулась перекинуть попону через плечо.

– Если хочешь знать мое мнение, ничего, кроме пустого бахвальства. Мне нужны доказательства, чтобы поверить в эту чушь.

– В любое время, в любом месте, прекрасная Анхусет.

Внезапное появление Серовека, словно из ниоткуда, заставило Ильдико подпрыгнуть, а Анхусет зарычать. Он сократил дистанцию, пока между ним и Анхусет не осталось расстояния всего в ладонь. Бришен опасался, что маркграфу грозит неминуемая смерть.

– Только скажи где, – почти промурлыкал он, – и я с радостью докажу, что мое прозвище – больше, чем хвастовство.