Эйдос непокорённый

– Ты переродишься и вернёшься, а я расскажу, что случилось, – по бледным щекам мальчишки катится слеза.

– Тебе не позволят, – треплю его лохматую русую макушку, стараясь не заехать цепью по лицу.

– А я не спрошу позволения, – Мирим утирает нос рукавом, шепчет что-то неразборчивое, но сёстры оттаскивают его от меня и уводят.

Я всё думаю, думаю, думаю… Надо бежать, здесь спасенья нет. В мыслях всплывают старые архивные записи. Небольшая группа химиков-активистов подорвала скалу, служащую обители стеной. Только не в естественной её части, а в небольшом искусственном участке. А для чего ещё нужен искусственный участок, если не для ворот? Как раз там, недалеко от оранжереи, один из обвалов. Он давно зарос и не исключено, что именно за камнями прячется спасительная дыра. Мысль возвращает меня к жизни, будто всё это время чьи-то невидимые руки сжимали горло и вдруг отпустили. Шарик лопается, я снова дышу, вижу, слышу, чувствую, и понимаю, вот он шанс. Нужно проверить.

Но чрезмерное воодушевление быстро спадает. В мире вокруг Аллидиона может быть что угодно, как джунгли с дикими зверями, так и обрыв в пропасть. А знаний, почерпнутых из старых книг, не хватит, чтобы выжить в дикой природе. Только с Максом всё могло получиться наверняка, но в последний момент он будто решил не брать лишний груз. Это странно и непохоже на него.

И вот я сижу в камере смертников, в компании молчаливого Демиурга. Словно ничтожная букашка, приколотая булавкой к бархатной подушечке коллекционера: могу шевелить лапками сколько угодно, но отцепиться и уползти без посторонней помощи у меня вряд ли получится. Хотя смириться и позволить себе сдохнуть я не планирую.

Смотрю на антрацитовую статую с надеждой на помощь. Демиург молчит. Ему, как всегда, плевать на меня с высоты, а я не собираюсь упускать рискованный шанс. Осталось обдумать способы побега: как открыть замок, обойти сторожа за дверью, добежать до обвала. А если там ничего нет? Никакого просвета среди камней?

Дверь вдруг распахивается, сбивая меня с мысли. Это Батья-Ир. Она проходит, берёт меня под руку и в молчании подводит к статуе, предлагая сесть.

– Зачем вы тратите на меня время? – я усаживаюсь рядом с ней на подушки.

– Хочу удостовериться, что ты исполнишь волю Совета. Она была таковой с самого начала, даже Мастер Гиллад не смог бы повлиять на их решение, – она зачерпывает чашей воду из бассейна перед статуей и протягивает мне.

– Что с ним? – я отказываюсь, вскакиваю, но Батья-Ир тянет меня обратно.

– Сердце. Сейчас он под присмотром в лазарете.

Она говорит так, словно болезнь сердца – его привычное состояние. Но старый лекарь здоровее многих. Каждое утро бегал встречать рассвет на холмы за садом, потом прыгал в ледяное озеро. Частенько брал меня. Но вдруг сердце подвело, ещё и в такой день. Весьма удачно для Батьи-Ир.

– Мне нужно к нему, – я снова поднимаюсь и шагаю к двери: всего пять широких шагов. Хватаю массивную ручку, замечаю дрожь в пальцах.

– Это исключено, – Батья-Ир не оборачивается. Дверь заперта, ей не о чем беспокоиться, она вообще слишком спокойна, и кажется, даже довольна, как баркат на пастбище. Она, конечно, стерва, но неужели ненавидит меня до такой степени? – Во-первых, ему нельзя волноваться, во-вторых, после моего ухода тебе будет дозволено общаться только со жрецом.

– Почему Совет так решил? – я возвращаюсь к ней. – Неужели больше никто не пытался сбежать из этой тюрьмы?

– Пытались. В детстве я стала свидетельницей ужасного вандализма, – Батья-Ир задумчиво разглядывает меня, отпивая воду из чаши. – В обители всегда находились те, кто считали, будто имеют право выбирать себе жизнь, совсем как и твой дикий мальчишка. Ворота в Аллидион никогда не открывались, никто не знал, как они управляются. И трое безумцев придумали грубый способ, решили их взорвать, – она выплёскивает остатки воды обратно в бассейн, ставит чашу на пол. – Часть скалы обрушилась и завалила их. Но одному из троицы удалось выжить, раскопать трещину и протиснуться. Её потом заложили камнями, всё заросло лесом и со временем забылось. Сто лет прошло как-никак. А беглеца Доверенные не нашли, только Демиурги знают, что с ним стало. Замёрз, утонул, умер от голода, или его разорвали дикие звери. Разумеется, он не переродился. По ту сторону, таких как мы, ожидает лишь ужасная, конечная смерть.

– Или шанс, – поправляю я, нервно расхаживая перед носом Батьи-Ир.

– Шанс даёт Совет, – она скептически фыркает. – Прими его решение достойно, позволь артефакту вернуться к Демиургам. Только так ты принесёшь благо обители и тем немногим, кто тебе дорог.