Эйдос непокорённый

Брожу из угла в угол. На запястье куда пришёлся разряд, пульсирует ожог. Странно, что я вообще дышу после встречи с молниями. Откуда они взялись? А Зелиг? Может, он и догадывался о наших планах, но не мог знать, когда мы соберёмся сбежать. Я ведь следила, чтобы за мной никто не шёл, никто не видел, как я спускалась к Максу, как вытаскивала его из тёмных пещер, где у нас держат «особо опасных» преступников, как сопровождала к Башне. Так какого шнода Доверенный оказался на моём пути?

Нужно успокоиться и для начала найти способ выбраться отсюда. Сесть, закрыть глаза, выбросить из головы всё баркачье дерьмо, вдох – выдох, как вдалбливали с детства. Это я умею лучше, чем валять дурака, но сейчас ничего не выходит. Мысли мелькают, как свихнувшаяся мошкара, и я пытаюсь переловить всех мошек, упорядочить, понять, в каком месте просчиталась, но они слишком мелкие и быстро улетают.

Чувство будто сплю и вижу кошмар. Проснуться бы, перелистнув время назад, как страницы старого фолианта. Ощутить на лице проблески утреннего света, падающего в большое панорамное окно кельи. Услышать сопение спящих девчонок, впустить Булку, и постараться не наорать на неё перед всеми за то, что бродит ночами шнод знает где, и возвращаясь под утро, мешает всем спать. Давно пора. А вечером, вместо того, чтобы вытаскивать Макса из тёмных пещер и вести его в Башню, пойти на праздник со всеми, пить вино, веселиться и запускать горящие шары в честь завершения цикла – триста девяносто шесть дней – оборот Эйдоса вокруг Астры.

А следующим утром смотреть, как Максу приносят шкатулку с «чёрной смертью» и он принимает её только потому, что не один из нас.

Нет. Даже после его предательства я бы не выбрала такой вариант.

Пока я разглядываю замок, время тянется древесной клейковиной. Пальцем механизм не откроешь, а больше у меня ничего нет. Как же хочется выползти из тёмной норы, увидеть дневной свет, вдохнуть свежий воздух, сходить к Мастеру Гилладу, поговорить о случившимся или помолчать и послушать стариковское ворчание. Зато рядом с ним всегда спокойней, я даже готова помогать ему в лазарете целые сутки – двадцать шесть часов напролёт мыть склянки, кипятить инструменты и подавать бодрящий чай с листьями дурмана. Но лучше в Архив, к книгам с историями и с вырванными страницами, где, вероятно, рассказывалось о мире на Эйдосе. К недогоревшим в случайном пожаре фолиантам, где навсегда похоронена часть истории Аллидиона. Хорошо быть архивариусом, работать в тишине, покое… Шорох капиллярной ручки по листу, влажный аромат свежей бумаги и сухой, слегка заплесневелый запах умирающего тома. Переписывание успокаивает, освобождает ум, это лучше всякой медитации. Даже думая об этом, я на мгновение забываю, во что влипла.

Вдруг дверь распахивается и в свете проёма является сама глава Совета – Батья-Ир с двумя советниками. Только их не хватало. Что они задумали? Неужели принесли «чёрную смерть» без суда? Во мне всё холодеет.

Свита из четверых Безымянных следует за ними с масляными лампами на цепях, останавливается у входа, и в келье воцаряется свет. Один из святош поглядывает из-под капюшона. Узнаю Мирима. Мальчишка – мой подопечный. Я не наставник и не имею права, но заботилась о нём с пелёнок, потому что нас связывает общее прошлое, которого он не помнит. Но помню я и отдаю долг. Теперь он – моя семья. Так что же он забыл в свите нашего недруга Батьи-Ир? Вскакиваю и подбегаю к нему, игнорируя остальных.

– Мирим, ты же ненавидишь её! – я бросаю короткий взгляд в сторону советницы, замечая насмешку на её лице. – Что ты делаешь? Тебя бы взяли в подмастерья к Доверенным. Ты ведь хотел!

– Это ты хотела, – ворчит он и, краснея, оглядывается по сторонам.

Все удивлённо косятся. Неловко вышло. Прищемить бы себе язык дверью, но сказанного не вернёшь. Ну и пусть Батья-Ир знает, что о ней думают. Всё равно это её не волнует, напротив, веселит.

– Нам лучше поговорить наедине, – бросает она советникам, задержавшимся у входа. Я чувствую озноб. Опасно оставаться с Батьей-Ир. – С Безымянным братом мы позже обсудим его назначение. – Она окидывает Мирима насмешливым взглядом, мальчишка прячет лицо под капюшоном.

Получается, я должна забыть его имя и обращаться уважительно – Святой брат? Хотя не так давно вытирала ему сопли и прикладывала припарки на разбитые коленки. Нелепость какая.

Батья-Ир взмахивает рукой и сопровождающие дружно выходят за дверь, не забыв её запереть. Я напрягаюсь, что если она принесла «чёрную смерть»? Но пусть только попробует заставить меня принять яд. Возвращаюсь на циновку у подножия истукана, пытаясь унять нервную дрожь.

– Не наказывайте его из-за меня, – бормочу, усаживаясь. – Мирим не виноват.

– Ты не в том положении, чтобы указывать, – она подходит близко и ехидно разглядывает меня. – И никогда не будешь.