Эйфельхайм: город-призрак

— Он не пил, а я… Силы, от которых отказался Скребун, дали мне возможность починить корабль. Кто из нас прав?

— Я не знаю, друг мой, — сказал Дитрих.

— А Увалень пил и ничего не делал.

Пастор не ответил. Губы крэнка медленно шевелились.

Какое-то время спустя пришла врачиха с двумя другими пришельцами, и они унесли бренные останки философа на корабль, чтобы приготовить из него пищу для остальных.

* * *

В пятницу, на день поминовения первомучеников Римской церкви, крэнки покидали горные леса. Манфред устроил прощальную церемонию в приемном зале манора, пригласив предводителей чужестранцев и тех, кто приютил их. Пастушке он приподнес жемчужное ожерелье, барону Гроссвальду — серебряную корону, чтобы отметить его ранг. Возможно, впервые, подумал Дитрих, Увалень расчувствовался. С величайшей осторожностью он возложил почетный знак себе на голову и, хотя Пастушка и раскрыла губы в крэнковской улыбке, рыцари и воины приветствовали его оглушительным «Хох!», чем немало перепугали пришельцев. Манфред призвал к себе Дитриха, Хильду и Макса:

— У меня не хватило духу запретить им. Ветрила их корабля полностью починены, и у них нет более причин задерживаться здесь. — Он помедлил. — Если они останутся, то последуют за бедным Скребуном в могилу. Так как вы были первыми, кто встретил их, я отправляю вас освятить их судно. Надеюсь на их скорое возвращение — теперь, когда им известно, какие ветры принесли их сюда. Барон Гроссвальд пообещал вернуться с искусными докторами и аптекарями, которые могут помочь нам против чумы.

— Герр, — сказал Дитрих, — их ветрила… — Он не смог продолжить и сказал только: — Я тоже желаю им попутного ветра и спокойного моря.

Они поскакали на конях Манфреда мимо золотых полей к прогалине, на которой лежал корабль крэнков. Священник предложил оставить коней у печи углежогов и пройти оставшийся путь пешком, чтобы близость стольких крэнков не напугала животных. Дитрих заметил, что ныне на поясе Макс носил суму, в которой покоился ручной pot de fer.

— Ты, в конце концов, заполучил один из них, как я вижу.

Тот ухмыльнулся и аккуратно вытащил механизм:

— Прыгающий Макс дал его мне, прежде чем они отбыли на корабль.

— А что ты станешь делать, когда кончатся снаряды?

Макс пожал плечами:

— Я так похож на дурака? Они научили нас безопасно получать черный порох, и этого достаточно. Чтобы изготовить пули для этого устройства, требуются такие познания в механике, которыми мы не обладаем. Снаряды для наших метательных орудий не подходят ни по размеру, ни по форме. Но это чертовски искусно выкованная вещица, и я сохраню ее ради красоты и как напоминание обо всех тех невероятных событиях, что произошли за этот год.

— Вчера вечером Иоахим просил Пастушку и остальных остаться.

Макс дернулся:

— Он так их ненавидит? Если они останутся, то умрут.

— Он верит, что нашей великой задачей было обратить этих созданий к Христу, и только эта задача отвращала чуму от селения. Если крэнки уедут некрещеными, говорит он, придет чума.

Макс засмеялся:

— Монах по-прежнему называет их демонами? Я помогал отвозить тела слишком многих чужестранцев, чтобы еще верить в это.

Хильда присоединилась к ним у подножия отрога. Она передала Дитриху узел с его облачением. Макс нес ведерко и кропило.

— Я буду рада, когда они уедут, — призналась женщина, — и все пойдет своим чередом.

Дитрих взял спутников за руки:

— Ваши гости сказали вам хоть что-то об этом путешествии? Пастушка? Август? Кто-нибудь?

— А что? — спросил Макс. — Что-то не так?

Дитрих разжал руки:

— Я не знаю, ужасный ли это грех или деяние надежды. Пойдемте.

С этими словами он повел их вверх и вниз по отрогу, где крэнки готовились к отправлению. Их было меньше, чем прежде, и многие пребывали в крайней стадии своей необычной болезни, когда вся кожа покрывалась пятнами. Большая их часть стояла или сидела на корточках в одиночестве, но некоторые поддерживали совсем ослабевших под руки или несли их на соломенных матрасах. Все молчали. Барон Гроссвальд поставил стол и разместил на нем хитроумные устройства, дабы повторить на языке крэнков слова Дитриха.

— Ты должен поспешить, — сказал он по закрытому каналу связи, — иначе наша решимость может поколебаться.

Дитрих кивнул в знак понимания и облачился в пурпурные одежды, используемые на мессе, — дело касалось странников и богомольцев. Конечно, он не служил литургию, но по такому случаю молитвы были более чем уместны.

Пастор перекрестился.