Эйфельхайм: город-призрак

Он быстро вскинул голову при появлении Дитриха, склонился вновь к столу, затем отложил перо в сторону и передал лист Максу, стоявшему в отдалении.

— Пусть Филимер снимет с него копии, и проследи, чтобы они были разосланы каждому из моих рыцарей. — Манфред подождал, пока Макс уйдет, прежде чем повернуться к Дитриху. Его губы изогнула короткая улыбка. — Дитрих, ты пунктуален. Меня это всегда восхищало в тебе.

Слова Манфреда значили «послушен вызову», но Дитрих воздержался от подобного комментария, возможно, это было и не так, но ни один из них до сих пор не проверил справедливость этого утверждения.

Манфред указал на стул с прямой спинкой перед столом и дождался, пока Дитрих в него усядется.

— Что это? — спросил он, когда священник положил перед ним пфенниг.

— Штраф за корову Амбаха, — сказал он.

Манфред поднял монету и на секунду задержал взгляд на Дитрихе, прежде чем отложить ее на угол стола.

— Я скажу Эверарду. Знаешь, если ты всегда будешь выплачивать штрафы за них, они в конце концов потеряют страх перед проступком. — Дитрих промолчал, и Манфред повернулся к сундуку и достал связку пергаментов, обернутых в промасленную кожу и перетянутых бечевой. — Вот. Здесь последние трактаты парижских ученых. Я приказал книготорговцам снять с них копии, пока мы бездействовали в Пикардии. Большинство пересняты с оригинальных экземпляров, но есть здесь и бумаги о вычислениях Мертона, которые тебя так занимают. Они, конечно, со вторых копий, сопровожденных комментариями английских ученых.

Дитрих пролистал связку. «О небе» Буридана. Его же «Вопросы к восьмой книге физики». Тонкий том «О деньгах» студента по имени Орезм. «Книга вычислений» Суайнсхеда. Сами названия вызвали в его воображении рой воспоминаний, и на короткий миг к Дитриху вернулась невыносимая тоска по студенческим дням в Париже. Как, бывало, Буридан, Оккам и он спорили о диалектике за высокой кружкой эля. Как Петр Ауреоли сердился и перебивал дискуссию со старческой раздражительностью.[64] А еще открытые для всех схоластические диспуты, на которых звание мастера присуждалось по ответам на вопросы, брошенным из толпы. Иногда в шелесте елей, окружавших Оберхохвальд, Дитриху слышались споры докторов, учителей, инцепторов и бакалавров, и он задавал себе вопрос, не заплатил ли за покой и уединение слишком дорогую цену.

Он с трудом подобрал слова:

— Мой господин, я не знаю как… — Он ощущал себя одним из знаменитых буридановых ослов, не зная, какую из рукописей сперва прочитать.

— Цена тебе известна. Комментарии, если сочтешь нужным. Подходящие для такой «чугунной головы», как я. У тебя должен быть свой трактат…

— Компендиум.

— Значит, компендиум. Когда он будет завершен, я распоряжусь отослать его в Париж твоему прежнему учителю.

— Жану Буридану, — произнес машинально Дитрих. — В школу, которая называется Сорбонной. — Но стоило ли напоминать Парижу, где он теперь находится?

— Итак. — Манфред сложил пальцы домиком под подбородком. — Я видел, у нас тут францисканец.

Дитрих ожидал этого вопроса. Он отложил манускрипты в сторону:

— Его имя Иоахим из Хербхольцхайма, он из Страсбургского монастыря и живет здесь уже три месяца.

Он ждал, что Манфред спросит, почему Минорит предпочел лесную глушь суете кафедрального города Эльзаса, но вместо этого герр поднял голову и оперся щекой на руку.

— Фон Хербхольц? Я мог знать его отца.

— Его дядю, возможно. Младшего брата его отца. Но Иоахим отрекся от наследства, когда дал обет бедности.

Манфред криво улыбнулся:

— Интересно, успел ли он отказаться от наследства, прежде чем лишился его из-за своего дяди. Он не доставит мне хлопот? Я имею в виду мальчишку, не дядю.

— Только обычным осуждением богатства и внешнего блеска.

Манфред нахмурился:

— Пусть он попробует защитить горные леса без средств для содержания отряда воинов.

Дитриху были известны все контраргументы, и он увидел по сужающимся глазам властителя, что Манфред вспомнил о том же, о чем вспомнил и он. Барщины и оброка с крестьян хватало не только на воинов. Их хватало и на роскошные одежды и пиры, на шутов и миннезингеров. Манфред вел хозяйство сообразно своему положению и не жалел средств; и если защита и требовалась, то от Соколиного утеса в нижней части долины, а это было намного ближе Мюльдорфа или Креси.

— Я буду держать его в узде, сир, — Дитрих поспешил заверить повелителя Хохвальда, прежде чем могли вспыхнуть прежние споры.

— Посмотрим, как тебе это удастся. Меньше всего мне нужен здесь ехрloratore,[65] задающий вопросы и смущающий народ. — И вновь он запнулся на мгновение и бросил на Дитриха многозначительный взгляд. — Как и тебе, я полагаю.

Дитрих предпочел не понять оговорку:

— Я пытаюсь не смущать народ, но не могу не задавать время от времени вопросов.

Манфред пару мгновений смотрел на него, затем запрокинул голову и захохотал, ударив ладонью по столу.