Эйфельхайм: город-призрак

— Я должен протянуть проволоку в несколько приемов, так, чтобы она не затвердела. Видите, сначала я размягчаю ее на огне и отбиваю кусок материала по волочильному каналу. Затем мой подмастерье зажмет его щипцами и будет раскачивать туда-сюда, с каждым взмахом вытягивая проволоку через отверстие. Но я не могу вытянуть ее такой тонкой сразу, иначе струна лопнет. — Дитриха не интересовали подробности работы медника. — Ведь, если она порвется, концы не скуешь молотом воедино. — Медник взирал на слиток с тайной алчностью. — Две сотни шагов… Три дня.

Через три дня ярмарка завершится, и Дитрих сможет покинуть город, полный излишне любопытных глаз.

— Это подходит. В назначенный срок я вернусь.

* * *

Он договорился также со стекольщиком о стоимости ремонта разбитых окон церкви, и тот пообещал весной подняться в горы.

— Я слышал, на вас там напала саранча, — сказал стекольщик. — Будет плохой урожай. Парень из монастыря Св. Блеза сказал, что по всему Катеринабергу он слышал стрекот саранчи. — Стекольщик поразмыслил еще немного и добавил, хитро подмигнув: — И он сказал, что монахи Св. Блеза изгнали демона. Тварь безобразного вида повадилась к ним в кладовые воровать еду. Так монахи одной ночью устроили ей западню и изгнали при помощи огня. Демон сбежал по направлению к Фельдбергу, но монахи таким же геройским образом спалили у себя полкухни. — Он расхохотался, запрокинув голову. — Сожгли полкухни у себя. Уф. Твои живут недалеко от Фельдберга. Ты не видал, там эта тварь гнездышко не свила?

Дитрих отрицательно покачал головой:

— Нет, ничего такого мы не видели.

Стекольщик подмигнул:

— Я думаю, что монахи отмечали праздник сбора урожая. Под этим делом я и сам полно демонов перевидал.

* * *

Когда ярмарка завершилась, фургоны отбыли в Хохвальд с кошелями монет, кусками ткани и удовлетворенной улыбкой на устах Эверарда. Дитрих не уехал с ними, ибо обещание медника оказалось чересчур оптимистичным.

— Это просто требует другого способа волочения, — настаивал мастер, — отверстие слишком маленькое, так что проволока постоянно рвется. — К такой завуалированной просьбе согласиться на более толстую нить Дитрих остался глух.

Ему не нравилась эта задержка, однако без проволоки крэнки останутся здесь навсегда, а он уже ясно мог себе представить, что это будет означать. Они, быть может, все же повесят его, если он попадется им в руки. Он жил в доме у часовни при соборе, обедал с Вилли и другими священниками, но никогда не выходил через южные ворота и не рисковал приближаться к реке Дрейзам, где вдоль высохшего по осени потока тянулись рыбацкие хижины. Он молился за женщину и ее мальчика — и за ее мужа, если она нашла себе такового, — и еще о том, чтобы он мог, по крайней мере, вспомнить ее имя. Время от времени он спрашивал себя, не ошибся ли в сути скабрезных шуток торговки. Все это как будто произошло не с ним. Все это похоронено под руинами стен Страсбурга, раздавлено копытами эльзасской кавалерии, вдали от Брейсгау. Потребовалось бы слишком много совпадений, что привели бы ее сюда. Слишком безжалостен тогда должен быть Господь.

* * *

Наконец, на день поминания св. Пирмина с Райхенау[137] проволока была готова, и Дитрих покинул город с партией шахтеров, направлявшихся к Рудной горе. Он сопровождал их, пока их дороги не разошлись у поворота на север к долине Кирхгартнер. Здесь он обнаружил караван из Базеля, ведомый евреем по имени Самуэль де Медина, состоявшим на службе герцога Альбрехта.

Дитрих счел де Медину скользким и надменным, но у того был большой отряд вооруженных телохранителей, нанятых во Фрайбурге и шествующих под командой капитана Габсбургов с охранной грамотой, подписанной Альбрехтом. Дитрих проглотил свою гордость и поговорил с управляющим еврея, Элеазаром Аболафией, который, как и его хозяин, говорил на испанском, сильно перемешанном с ивритом.

— Я не запрещаю вам идти с нами, — сказал ему тот с видимым раздражением, — но, если вы не сможете поспеть за нами, мы вас бросим.

* * *

Караван выступил на следующее утро, сопровождаемый звоном упряжи и скрипом колес повозок. Де Медина ехал верхом на подходящем его туше дженете, тогда как Элеазар сидел на облучке фургона, везущего массивный дубовый ларец. Впереди отряда ехало два тяжеловооруженных всадника, и столько же его замыкали. Остальные — пешие воины — шли вперемешку с другими путешественниками, время от времени поглядывая на фургон. Отряд включал в себя торговца-христианина из Базеля, доверенное лицо торговца солью из Вены и некоего Ансгара из Дании, паломника, облаченного в одежды с вышитыми символами тех святынь, которые он посетил. Он возвращался в Данию из Рима.

— Чума опустошила Святой град весь без малого, — сказал Ансгар Дитриху. — Мы бежали на холмы по первому знаку болезни, и Небеса сжалились над нами. Флоренция опустошена, Пиза…