Эйнемида I. Семена раздора.

– Ни ты, шлюха, ни этот сброд не имеете права меня приговорить! Пей эту дрянь сама! Хотите убить, так не оскверняйте священное место дурным балаганом! Прикажи этому животному, – Хилон кивнул в сторону Бойна. – Пусть выполнит мясницкую работу, у него это славно выходит!

Бойн зарычал, угрожающе приближаясь, но Молтис остановила его властным жестом.

– Неужто ты трусишь, Хилон? Я была о тебе лучшего мнения. Ещё никто не отказывался от священного яда, нет позора хуже...

– Эта дрянь не священный яд, а этот сброд не священный суд! Вы все мясники, так и убивайте как мясники!

– Я ведь могу и заставить! – угрожающий голос гетеры легко перекрыл возмущённый рёв. – Тебе зальют это зелье в глотку, и ты умрёшь с позором! Твой род будет опозорен навсегда!

– Не тебе, шлюха, позорить Хилона из дома Элевтера! Посмотри на себя, разве кто-то вроде тебя может говорить о позоре?!

Внезапно он рванулся к Молтис и выхватил у неё сосуд. Бойн дёрнулся и замер в растерянности. На губах гетеры играла всё та же наглая усмешка.

– А знаешь что, Молтис?! Я выпью! Так мне не придётся видеть ваши омерзительные лица сверх необходимого!

– Хороший мальчик! – с улыбкой кивнула Молтис. – Пей, так будет лучше для всех.

Хилон обернулся к Лампроклу и, подняв чёрный сосуд, воскликнул:

– Пью за твоё здоровье, Лампрокл Прямосердечный. Больше тебя не назовут этим именем, ибо ты навеки замаран невинной кровью. Посмотри на своих приятелей – Харидема и прочих – они сегодня так необычно молчаливы. Знаешь, о чём они думают? Они думают, что останутся непричастными. Что сегодня эти мясники сделают за них все злодейства, а завтра можно будет от них избавиться и править. Нет, Лампрокл, кровь на вас всех и никому из вас от неё не отмыться. Вы будете жрать друг друга, пока в живых не останется самый большой мерзавец, проклятый людьми и богами, а Анфея не превратится в могилу.

Побледнев, Лампрокл сжал кулаки. Хилон с удовольствием подметил взгляд, брошенный Ктесиппом на Харидема и компанию. Думай, болтун, думай, и скорее вцепляйся в чью-то глотку.

– Надо было выдрать ему язык, – рыкнул Бойн, Молтис весело рассмеялась.

– Ты пьёшь, Хилон, или ещё поболтаем? – издевательски спросила она.

Хилон в последний раз окинул взглядом знакомые с детства храмы и постройки анфейской агоры. Здесь он впервые выступил перед народом и навсегда запомнил сияющие от гордости глаза отца. Здесь чествовали героев войны в Талиске, и сам Ликомион вручил ему почётное оружие. Сюда он приходил с сыном, со смехом глядя на любопытное личико изумлённого таким количеством людей ребёнка... Сглотнув подкативший к горлу комок, Хилон запрокинул флакон со смертью и одним глотком осушил его до дна.

Неожиданно приятное на вкус, медвяно-пряное зелье, слегка обжигая рот, хлынуло внутрь, и на Хилона словно накинули прозрачный купол. Он ясно видел всё, но звуки доносились приглушённо, точно издалека. «Вот оно, истинное спокойствие, что ищут последователи Феоктита – пришла на ум нежданная мысль. – Когда человек ещё жив, но уже мёртв. Только когда дела мира его более не касаются, он остаётся наедине с собой. Жаль, это знание такого рода, что его невозможно разделить ни с кем». От этого озарения Хилону стало так весело, что он даже рассмеялся про себя. Мысли путались, лица вокруг расплывались, точно некто спрыснул водой все краски, смешав их в одну. Последнее, что он увидел – женское лицо, неожиданно чёткое на фоне размазанной картины, недавно бывшей его миром.

– Спокойной ночи, Хилон, – услышал он нежный голос Молтис, прорвавшийся сквозь кокон тишины, а следом пришла тьма.

Глава XVIII

В густой предрассветной синеве, шестеро всадников въехали на двор безымянной маслодавильни, притулившейся у проезжей дороги где-то посреди бесконечных крийских виноградников. Хлипкая плётёная ограда, покосившаяся деревянная лачуга, пара пустых бочек под соломенным навесом, тяжёлое каменное колесо жома с налипшими виноградными косточками. Вокруг ни движения, ни звука, лишь негромкий щебет птиц в дремотной тишине.

– Кажется, никого нет, – Алкет натянул поводья, осматриваясь.

– Здесь живут только во время сбора урожая, когда делают вино, – сказал Хресий. Небольшой виноградник был единственным наследством, доставшимся ему от некогда обширных владений предков. Его отец сам возил оставшиеся от приготовления вина косточки на такую же давильню, не желая упустить ни единой монеты со скудного надела.

– Долго ещё до Пущи? – спросил Келесс, зевая во весь рот.

– Если правильно помню, часа три не меньше, – Алкет обеспокоенно взглянул на царевну. – Боюсь, не доедем. Придётся остановиться, не сейчас, так позже.

Кинана хмуро оглядела свой отряд, вынужденно признавая правоту Алкета. После пира и бессонной ночи, выглядели все неважно: сгорбленные позы, осунувшиеся лица, тёмные круги вокруг глаз. Одна Нейя, по малолетству не засиживавшаяся на пирах, держалась бодро и что-то весело щебетала осоловевшему Гриелу, но скоро начнёт сдавать и она. Сама Кинана, благодаря то ли зелью, то ли пережитым волнениям, усталости не чувствовала совершенно. Надолго ли?