Эйнемида II. Право слабого.

– Но даже не ради мести я вступлю в Анфею, нет, – продолжил Анексилай, совладав с собой. – Иная цель приведёт меня домой. Мои предки основали этот город. Сотни лет, множество поколений они трудились ради него, сперва как цари, потом как граждане. Клянусь Аэлин, если собрать всю кровь и весь пот, что мы пролили во имя Анфеи, можно наполнить не одно море! Это наша земля, мы плоть от её плоти и кровь от её крови, а теперь она в руках безродной черни, досталась тем, кто разрушит всё, что было создано, унизит всё, что было великим, осквернит всё, что было чистым, обесчестит всё, что было достойным. Сделает наш город – рубин в короне Эйнемиды – подстилкой Эфера, Латарии, кого там ещё? Кем мы будем, если позволим этому случиться? Сможем ли мы тогда назваться Менетеидами и посмотреть в глаза собственным предкам?! Да завидев нас, они плюнут нам в лицо! Я знаю, Хилон, ты меня понимаешь, ведь и тебе, этот город не чужой, твои предки стояли рядом с моими, когда Менетей заложил первый камень на Схиронском холме. Я намерен спасти наш город, вернуть Анфее величие и очистить её от скверны. Будешь ли ты со мной, решать тебе.

– Мы все здесь многое потеряли... – промолвил Хилон. – То же говорили Эврил, Схетей и прочие.

– Кто это? – спросил Анексилай.

– Я встретил их перед казнью, в подвале. Они ободрили меня, отдали свою воду. Эврил сказал мне, что бросить борьбу и упиваться горем недостойно гражданина. Что наш долг – хотя бы умереть достойно, не доставив врагам радости видеть нас сломленными.

– Значит он достойный сын Анфеи. Да позволит Светлоокая нам с ним когда-нибудь встретиться. И что?

– И я согласился с ним, а теперь соглашусь с тобой! – сильно, до боли, ударив кулаком по подлокотнику, Хилон поднялся и всей грудью вдохнул свежий морской воздух. – Мой долг гражданина не исполнен!

– Вот слова Хилона из Анфеи! – воскликнул Анексилай. Остальные выразили одобрение стуком кубков по столу. Хилон хотел что-то сказать, но пошатнулся, и Мерил с Плионактом, вскочив с мест, бережно помогли ему сесть.

– Ты упомянул, Схетея. Это не тот ли Схетей, что трагик? – спросил Анексимандр. – Вот почему его не смогли найти!

– А я говорил тебе, брат, – заметил Анексилай. – Чернь не знает ничего священного и уважаемого. Глупо думать, что они не поднимут руку на человека за то, что он всего лишь потомок какого-то там Стратила.

– Но ведь он же всегда сторонился политики! Над ним даже смеялись за это!

– Волк пожирает человека, не разбирая, за кого тот голосовал в народном собрании, – Анексилай пожал плечами.

– Как это всё могло случиться? – Хилон начинал чувствовать голод, и это было приятно. – Что произошло в Анфее и какой сейчас день?

– Двадцать третье число эйлениона, ты провёл в мире мёртвых ровно шесть дней, – ответил Анексилай. – А по поводу Анфеи... Насколько мы сейчас знаем, всё произошло так. Харидем понимал, что едва закончатся праздники, его с сообщниками ждёт суд, и они решили действовать немедленно, чем, как я уже говорил, застали нас врасплох. Вот тут-то им и пригодился Ктесипп.

– Ктесипп... – кулаки Хилона невольно сжались. – Кто он? Он заправлял всей этой бойней, толпа славила его, но я его даже не знаю. Это он приговорил меня к смерти. Он и эта падаль, Молтис...

– Ах да, наша подружка Молтис теперь Дева Свободы, – рассмеялся Анексилай. – На твоём месте, я бы не злился на неё так сильно. В конце концов, не приди ей в голову блажь опоить тебя ядом, ты бы сейчас здесь не сидел. А Ктесипп – это наша вина. Мы боролись за народное собрание, анфеархию, суды, и не обращали внимания на то, что творится у нас под носом, в кварталах черни и метеков. Ктесипп – гражданин, из худородных, имел доход с какой-то торговли, лесом, кажется. Он иногда выступал перед собранием, но больше чтобы поднять шум, чем добиться принятия законов. Его предложения казались безумными даже в сравнении с харидемовыми, но кое-кому это нравилось, беднота считала его заступником. Среди них он стал чем-то вроде кумира, произносил разоблачительные речи, настраивал бедных против богатых и метеков против граждан. Его всегда окружала свита, большей частью юнцы, не достигшие гражданского возраста, некоторые даже из хороших семей. Сейчас их прозвали скиталии или палочники – по оружию, которым они убивают.

– Правы были предки, ограничив гражданский возраст двадцатью пятью годами и установив, что человек без дохода или ремесла не может подать голос, – заметил Анексимандр. – Юность неопытна и восприимчива к дурному, а кто живёт подачками и случайным доходом, тому важно не процветание города, но щедрость дарителей.

– Предки были неправы что вообще допустили простонародье к делам, – проворчал Телевп.