Эйнит

Мать вновь усмехнулась, на этот раз даже в голос. Разительная перемена в мимике ее лица, вызванная приходом родителей Дилана, и радовала, и пугала Эну. Не могла мать пойти на поправку из-за ирландского хлеба и пары фраз о феях. Феи! Эна аж сжалась, вновь вспомнив пальцы Эйдана на своей шее. На секунду ей тогда показалось, что он собирается ее придушить.

— Мам, мне кажется, Эйдан того... — выдала Эна, не в силах больше бороться с накопившимися эмоциями. Она вспоминала, как сосед глядел на сына, будто собирался оттащить за шкирку, когда тот прямиком направился в кухню помочь с сервировкой стола. — Наверное, ты права про Дилана и его отца...

Эна сама успела испытать на себе, как быстро радушие Эйдана сменяется злостью, и если с ней он позволял себе лишь словесные грубости, то сына мог запросто и ударить.

— Бедный Дилан! —Эна поразила вилкой кусок мяса, будто била растопыренными пальцами в глаза. Да, подле такого монстра можно позабыть все приемы самозащиты, если вообще Дилан хоть что-то в них смыслит, ведь ее атаку в саду он даже не попытался отбить. Впрочем, она сама так растерялась, что не отпусти ее Эйдан сам, она могла бы и не вырваться. — Мама! — Да посмотрит ли она на нее или так и будет пялиться в открытую дверь сада на куст боярышника! — Отец Дилана действительно чокнутый. Он говорил абсолютно сумасшедшие вещи, — добавила Эна, когда мать так и не открыла рта.

— Он просто был пьян, — голос матери звучал сухо и спокойно, будто она позаимствовала у отца Дилана интонацию.

Или же мать просто не желала говорить, но дочь так просто не отступится.

— Нет, мам! — Эна понимала, что почти кричит, но эмоции взяли верх над всеми правилами хорошего тона. — Ты бы слышала его... Он все время говорил про фей, про какие-то проклятия... Типичный сумасшедший!

И с этим сумасшедшим сейчас Дилан находится наедине. Боже ж мой, его уши аж пылали от стыда за отца. Она обязательно скажет ему завтра, что сын не отвечает за ненормального отца и что она лично нисколько не равняет его с ним.

— Эйдан...

Эна не собиралась пересказывать матери всю беседу, но слова вырывались изо рта против ее воли.

— Мой ожог он назвал отметиной фей! — Эна скрутила волосы на затылке, и, должно быть, это движение удержало ее от окончания фразы про их с Джеймсом день рождения.

Мать лишь улыбнулась, будто ей рассказывали о прекрасной погоде за окном, а не о сумасшедшем дядьке, от которого их отделяли лишь кусты терновника.

— Эйдан, небось, увидел, как ты его прячешь и решил утешить. Поверь, твой ожог неприметен, и если ты его действительно станешь воспринимать, как отметину

фей...

— Хватит, мам, ты не понимаешь! — чуть не вскочила со стула Эна.

— Я все понимаю, — голос матери вновь утратил певучесть и стал жестким. — Ты можешь сколь угодно долго обвинять меня в безответственности, но я и без того корю себя. Только три месяца заклеивать тебе пластырем шею в летнюю жару я не могла. Ты все срывала. И потом повторяю, следа почти не видно. Радуйся, что у тебя нет на лице родимого пятна!

Мать бросила оставшийся кусок хлеба в пустую тарелку и резко поднялась со стула. Любой разговор завершается упоминанием Джеймса. Даже сумасшедший сосед не разнообразил беседу.

— Мам!

Надо бы попросить ее остаться, потому что иначе придется в одиночестве доедать абсолютно безвкусную еду.

— Мам, — Эна поняла, что мать удалось удержать, потому что та осталась стоять за спинкой стула, так и не придвинув его к столу. — Мне кажется, что Эйдан...

— Эна, успокойся! — по голосу матери она поняла, что предстоит монолог, но он лучше молчания в спальне. — Я специально поговорила с Кэтлин и уверена, что она ничего не скрывает. У них дома все хорошо, помимо депрессии Эйдана. Он не обижает ни жену, ни сына. Все остальное нас с тобой не касается. Понимаешь?

— Мам, он лез ко мне со всякой дурью!

— Эна, во-первых, он был пьян, а, во-вторых, он действительно немного не в себе. Послушай, — И она даже опустилась обратно на стул. — Это только между нами, я обещала Кэтлин ничего не говорить, но сейчас считаю необходимым посвятить тебя в проблему Эйдана, чтобы ты перестала делать поверхностные выводы и просто посочувствовала человеку. Последнее время мне стало казаться, что ты совершенно разучилась видеть кого-то, кроме себя...

— Мам, — перебила Эна тихо, будто вздохнула. Она знала эту песню наизусть, и начни мать петь ее с самого начала, то так никогда и не доберется до истории Эйдана.