— Я не буду больше играть ночью, — сказала она и отступила на шаг, поняв, что Эйдан подступил к ней с твердым намерением отобрать инструмент.
— Упрямая, — сказал отец Дилана как-то слишком зло, даже голос его от злости поднялся на несколько октав и стал больше походить на голос сына, чем его собственный. — Не хочешь отдавать, тогда...
Эна отступила еще на один шаг. Эйдан остался стоять на месте.
— Тогда, может, поиграешь для меня?
Он выдержал паузу, будто ждал ответа, но что за ответ она могла ему дать на дороге в полночь!
— Идем, — Эйдан вновь манил ее от дома, указывая рукой в сторону леса. — Там есть прекрасные камни, на которых можно присесть и играть до самого рассвета...
— Я поиграю для вас завтра, когда вы придете доделывать качели, — поспешила сказать Эна, отступая еще на шаг.
Эйдан опустил руку, но приглашение его явно оставалось в силе, потому что он уже почти повернулся к ней спиной, уверенный, что она последует за ним.
— Я оставил там свою волынку, — Рука его вновь указывала на лес. — Я научу тебя прекрасным ирландским мелодиям, которые услаждают слух фей много лучше твоей флейты.
— Завтра, — Эна старалась отвечать, как можно спокойнее, понимая, что сосед явно не в себе, и было несусветной глупостью выходить к нему из дома. — Сейчас уже поздно. Я хочу спать...
— Это не займет много времени, — он вновь стоял к ней лицом, но достаточно далеко, чтобы почти слиться с непроглядной тьмой. — Я отпущу тебя до рассвета. Идем со мной.
Эна мотнула головой, и ему явно не понравился ее молчаливый отказ. Он сделал шаг вперед, будто намеривался схватить Эну за свободную руку, но она успела отпрыгнуть раньше, чем его нога опустилась на землю. Он скор, но и она не промах!
— Почему ты не хочешь идти со мной? — Эйдан больше не пытался сократить между ними расстояние и теперь играл на обиженных нотках в голосе. — Ты боишься меня?
— Нет, — поспешно ответила Эна, чувствуя, как сердце молоточком стучит в ушах.
— Я же сказала, чтобы вы приходили утром. Тогда я вам с удовольствием поиграю.
— Я не могу прийти утром, я могу играть только ночью. Идем же со мной. Идем, Эйнит... Эйнит...
Слишком темно, невозможно разглядеть, где сворачивает дорога от их дома к владениям соседей и где начинается тропа, ведущая через лес к озеру. Фигура мужчины стала еще темнее, и Эна, сколь не напрягала зрение, не могла увидеть выражения его лица. Даже глаза оставались в тени, только голос выдавал злобу и напряжение.
— Эйнит, пойдем же со мной. Не вынуждай меня тащить тебя силой.
Эна хотела сглотнуть слюну, но рот оказался сух как пустыня. По спине скатилась струйка пота. Перед глазами пробежали все жуткие заголовки, которые встречались ей в Интернете. Дилан же предупреждал, что от пьяного отца лучше запирать двери. Да и сам Эйдан, уходя, просил о том же, говоря про зло, которое входит лишь в открытые двери. Будто он заранее знал, что может вернуться и потерять над собой контроль.
Что ему в действительности нужно от нее? Флейта в руке не нагрелась, а покрылась инеем. Эна вспомнила взгляд, которым он глядел на нее в спальне, и похолодела еще больше и словно вновь почувствовала его руки на своей шее... Если он сейчас схватит ее, сумеет ли она вырваться? Надо звать на помощь, но кого? Мать если и услышит, не догадается, где ее искать, а больше здесь никого нет: только она и пьяный Эйдан. Единственная ее защита — она сама.
Эна сжала свободный кулак, не уверенная, что флейтой вообще можно отбиться. Следует ее бросить, но мокрые пальцы приклеились к металлу. Оставалась одна рука и ноги. Однако чернеющая перед ней фигура была слишком большой, и Эна не уверовала в силу своих кулаков — они хороши лишь на спортивных тестах, но ей еще не приходилось тестировать их в жизни. Бежать! Надо бежать! Так учат на курсах по самообороне. Не мериться силой, а спасаться бегством. Она не закрыла дверь, а через стену сумеет перепрыгнуть, не открывая калитку. Только Эйдан тоже хорошо бегает, даже слишком, и пусть сейчас он пьян, но даст ли это ей хоть какое-то преимущество, еще неизвестно.
— Эйнит, я жду...
Его голос завораживал, и Эна почувствовала на глазах слезы. Кулак заболел, а ноги будто вросли в землю. Она не могла двинуться, а вот он спокойно сделал в ее сторону шаг. Все мысли из головы испарились. Осталась одна — поздно... Но вдруг что-то молнией метнулась к ее ногам, и Эйдан отскочил, как ошпаренный. Это что-то продолжало носиться между ними, прогоняя нападавшего все дальше и дальше. Безмолвно и безропотно Эйдан отступал в темноту, пока совсем не растворился в ней.