Эйнштейн

Приезжали в гости Ганс Альберт с Фридой и двухлетним Бернардом Цезарем - Эйнштейн впервые увидел внука и, кажется, смягчился. Эдуард в начале лета был вроде бы здоров, навестил Майю в Италии, но по возвращении в Цюрих его состояние резко ухудшилось, и по согласию отца и матери его поместили в психиатрическую клинику Бургхельцли, где диагностировали шизофрению. Отец на свой странный лад пытался его утешить: рассказал о некоем человеке в Америке, который попал в «психушку» и остался там навсегда, сочтя, что это «лучшее место для человека, занимающегося интеллектуальным трудом». Эльза писала Антонине Валлентен: «Альберта мучит это горе, хотя он не хочет признавать, как ему тяжело. Он всегда стремился стать неуязвимым со стороны вещей, касающихся только его. Ему это удалось в большей мере, чем всем, кого я знаю. Но этот удар оказался для него очень тяжелым». Он звал сына в Берлин: «Здесь я сам смогу тебе помочь». Но не навестил.

Бессо написал Эйнштейну в сентябре - просил согласия забрать Эдуарда в Америку. Нет ответа. Следующее письмо Бессо, от 17 октября, - отчаянный вопль: «Я все время вижу на фото Вас с „дочерьми“. У Вас есть сыновья! Или нет?! Эдуард талантлив, несчастен и чувствителен. У него есть друзья. Он хорошо образован и может работать по специальности, которую избрал. Что же Вы делаете, Вы, седой ребенок? Вы все это на мои плечи перекладываете?!» Эйнштейн ответил лишь через месяц - уже на третье письмо: «Я пригласил его приехать в Принстон на будущий год. В этом году мне бы не хотелось иметь слишком много обязательств… Я наблюдаю, как у него все ухудшается с детства. Внешние условия играют в таких случаях малую роль по сравнению с внутренними причинами, которым никто не может помочь». На это письмо не обращают внимания авторы «страшилок». Но оно чудовищно. Начинаешь (хотя и бездоказательно) думать, что Лизерль и вправду была больна и именно поэтому родители ее не взяли к себе. «В этом году мне бы не хотелось иметь слишком много обязательств…»

Биографы, заступающиеся за Эйнштейна в этой ситуации, пишут, что Эдуард никак не мог попасть в Штаты: там действовал очень жесткий иммиграционный закон, воспрещавший, в частности, въезд душевнобольных. Но Эйнштейн в письме Бессо на это обстоятельство не ссылается; возможно, он о нем не знал. Кроме того, Эдуард был еще не так плох и вполне мог сойти за здорового. Но - «не хотелось иметь слишком много обязательств…». И все же мы должны учитывать, что Эдуард мог и сам отказаться ехать.

Перевыборы в рейхстаг прошли 6 ноября 1932 года. НСДАП получила меньшую поддержку, чем на прошлых выборах (33,1 процента), но заняла первое место; СДПГ - 20,44; КПГ - 16,86; милая сердцу Эйнштейна, прекраснодушная Радикальнодемократическая партия набрала 0,6 процента голосов… В рейхстаге вновь нет большинства, способного сформировать правительство, под давлением Геринга Папен подал в отставку, и рейхсканцлером стал генерал Курт фон Шлейхер, сумевший сформировать широкую коалицию - от СДПГ до левого крыла НСДАП. Казалось, он может спасти страну.

Эйнштейнам пора было ехать в Америку, но вдруг возникли проблемы. Когда он, как обычно, подал документы на визу, крайне правая «Женская патриотическая корпорация Америки» направила в Госдепартамент протест против его приезда: «Альберт Эйнштейн даже больше, чем Иосиф Сталин, проникнут коммунистическими и левоанархистскими идеями, с которыми надо бороться, несмотря на его гениальность». Так что консульство США в Берлине допросило путешественника с необычной суровостью. Отчет «Ассошиэйтед пресс»: «Терпение профессора Эйнштейна лопнуло. Его лицо гения стало суровым, мелодичный голос - резким, он закричал: „Что это, инквизиция? Я не собираюсь отвечать на такие глупые вопросы. Я не просился в Америку. Ваши земляки пригласили меня, да, умоляли меня. Если я въезжаю в вашу страну в качестве подозреваемого, я не хочу этого. Если вы не хотите дать мне визу, пожалуйста, так и скажите“». Но всетаки отвечать на вопросы пришлось, и «Таймс» докладывала: «Он не коммунист и отклоняет приглашения читать лекции в России, чтобы не быть заподозренным в симпатиях к режиму Москвы». (Версия о Минске становится все более призрачной.)

10 декабря отплывали из порта Бремерхафен с тридцатью чемоданами; газетчики сразу решили - навсегда. Но Эйнштейн обещал вернуться весной. В январе 1933 года он читал лекции в Пасадене, проехал вместе с Жоржем Леметром с серией лекций по Калифорнии, пытался изобрести сейсмограф повышенной чувствительности (в Калифорнии часто бывают землетрясения) с немецким сейсмологом Б. Гутенбергом; астрофизик Г. Дингль вспоминал, как во время очередного землетрясения он увидел Эйнштейна и Гутенберга, спокойно разговаривавших во дворе Калтеха с чертежами сейсмографа в руках; землетрясения они просто не заметили.