Её имена (сборник)

Фотон не ходит в детский сад.
Ни времени, ни расстояний нет
для ангелов, – Фома сказал.
Такой расклад.
И в этом смысле все они – один,
одновременно, в каждой точке
пространства.
А попадая в глаз,
он преломляется и создает картинку.
Ты вся из бога состоишь.
И за околицей тебя – повсюду он
как ты.
Расхожий материал вселенной.
Я чувствую губами, языком
все десять тысяч миллиардов
его – в твоем сосочке. Таково
его вращение в секунду
в каждой точке.
И в пупке,
и ниже – там, невдалеке.
И влажный свет. Как импульс и волна.
Но не измерить жизнью эти два…
А может, ходит.
Ростом – ноль,
и весом столько же. Вот бог,
лишь скорость выдает его —
незрим, но поле зренья.
И направление движенья —
к тебе и от тебя,
и вновь к тебе,
которой там уж нет,
как и меня,
но длится взгляд
и тмится дом.
Так возникают подозренья.
И сад планет,
куда наш мальчик вышел босиком.

«Лицо ее – колеблемый мираж, грудь приоткрыта, караваны…»

Лицо ее – колеблемый мираж, грудь приоткрыта, караваны
плывут в соске ее. Суров пейзаж. И перекинуты между горбов
невольники. Подумал вдруг: сокурсник Шнитке – Караманов,
жил в Симферополе, в пародонтозном дворике, свой кров
искала музыка в семи оркестрах, играющих одновременно.
Но где ж их взять? Возможно, меж прямым, слегка змеиным
взглядом и уголками губ, едва приподнятых ее. Равенна,
я сказал? И нет, родней. И непреодолимей нет. Но имя —
в молчании семи оркестров. И еще подумал, что сближенье
с нею – боковой скользящий ход змеи с бархана на бархан,
как иероглиф, пишущий песок и жар. И замерла. По шею
скрылась. Еще движение – и нет ее. Лишь мотылек порхал
над язычком раздвоенным. И вспыхивал. Как зеркальце.
Сближения. Их сброшенная кожа. Надрывы в уголках
родных, казалось, губ, измученных сближением. И светится
лицо ее, темнея, молодея, и семь песков играет на губах.

«Разведчик встреч сознания и речи…»

Разведчик встреч сознания и речи…
Сознания? Скажи: глухонемых
невольниц
и демонов, сходящих к ним.
Скажи еще: их встреча —
круженье мельниц.
Огни, скрещения, разметчик…
Ну как тебе в раю, Иероним,
под кистью ангельской живется?
Не кисть, а песнь.
Когда б еще лицо…
Но их не пишут здесь.
А там – бог знает кто
стоит с яйцом в руках,
от света отделяя солнце,
как от белка желток.
В словах
развей мой прах,
в их небе, мой герой,
предатель мой, разведчик,
скажи еще: «сынок» – пока не вечер,
играй, играй
с богооставленной единокровной речью
в меня – как в исаака и овечку,
и дальше – в край
преображений
и невстреч.

«Как же оно происходит – падаешь из окна, летишь…»