— Мой император, — глядя в сторону, медленно начал Боксон, — мой император, я — не маршал Бернадотт и не маршал Мюрат… Я не был при вашем Аустерлице, и я не хочу быть при вашем Ватерлоо. Хотя бы просто потому, что они, — Боксон неопределенно махнул рукой куда-то за спину, — они не дадут вам сто дней… Простите меня, мой император… Храни вас Бог…
Боксон не стал дожидаться официального прекращения аудиенции. Бокасса молча проводил его взглядом, и потом долго и печально рассматривал великолепный бриллиантовый перстень. С этого дня полковник Боксон более для императора не существовал…
…Поздно вечером Николь встревоженно спросила:
— Чарли, что с тобой сегодня? Ты какой-то другой…
Боксон грустно усмехнулся:
— Я, конечно, все тот же. Но говорить правду свергнутому монарху, убивая его надежду — это слишком тяжелый груз. И почему-то мне сегодня даже не хочется напиться. Наверное, к утру это пройдет…
Позже Николь спросила:
— Чарли, Бокасса на самом деле был людоедом?
— Нет, милая моя, мой император был всего лишь любителем национальной кухни. Там, в Африке мы все были немножко людоедами… Не спрашивай меня более о том…
Маэстро иглы и наперстка Исаак Герфенштейн превзошел самого себя. Ещё при снятии мерки он спросил Боксона, будет ли тот носить при этом смокинге оружие, и, получив отрицательный ответ, удовлетворенно кивнул головой:
— У вас прекрасная фигура, господин Боксон, было бы жаль портить силуэт наплечной кобурой. Мой папа, мир его праху, говорил, что к смокингу подходят только охотничьи ружья.
Папа Исаака Герфенштейна погиб в Треблинке, но великое мастерство свое успел передать сыну. Облаченный в новый торжественный костюм, Боксон восторженно смотрел на себя в зеркало, и маэстро Герфенштейн, бесконечно довольный своим произведением, заметил:
— Скажу честно, господин Боксон, принц Чарльз рядом с вами выглядел бы клошаром!
— Маэстро, — сказал Боксон, — я не знаю, что произойдет, но у меня предчувствие, что этот смокинг решит мою судьбу. В моей машине лежит бутылка шампанского, разрешите преподнести её вам.
— Кстати, о машине, — заметил Герфенштейн, наполнив бокалы. — Я даю гарантию, что на смокинге не останется складок после получаса сидения в автомобильном кресле. Но все же не злоупотребляйте. Одежда имеет душу, и ей очень не нравится небрежное отношение. Одежду нужно любить, и тогда она будет любить вас…
…Боксон завез костюм домой, и только шагнул в вестибюль, как был окликнут швейцаром:
— Господин Боксон, вчера к вам приезжали…
— Кто именно?
— Три молодых человека, признаться, довольно неприятных. Один из них был со сломанной рукой, в гипсе. Молодые люди вели себя довольно агрессивно, рвались подняться в вашу квартиру. По-моему, у них в карманах лежали велосипедные цепи. Мне пришлось пригрозить вызвать полицию, чтобы они удалились. Хорошо, что в те минуты никого из жильцов не было на лестнице.
— Благодарю вас, — ответил Боксон, вкладывая в руку швейцара купюру. Я приму меры, чтобы подобное впредь не повторялось.
— Они приехали на зеленом «фольксвагене-джетта», — разглядев номинал купюры, вспомнил швейцар. — Машина довольно грязная и помятая. На всякий случай я записал номер, — швейцар протянул листок бумаги. — Давайте, я вам расскажу, как они выглядели…
Повесив в шкаф создание Исаака Герфенштейна, Боксон из потайного сейфа, вделанного в пол, достал свое домашнее оружие — сверкающий белизной полированной стали револьвер «смит-вессон», модель 66. Мощные патроны «магнум» лежали тут же, а две кобуры — наплечная и поясная — висели в шкафу среди галстуков. На этот раз Боксон выбрал наплечную кобуру, давным-давно тщательно подогнанную по размеру.
У Восточного вокзала он нашел квартиру Марианны. Ему повезло — глупая девчонка была дома.
— Адрес Робера, быстро! — потребовал Боксон. Она затряслась, как тогда в студии, но название улицы, номер дома и квартиры произнесла вполне отчетливо.
— Кто ездит с Робером в зеленом «фольксвагене»? — спросил Боксон.
— Прыгун и Жук, их имен и адресов я не знаю, — Марианна начала успокаиваться.
— Какие адреса ты им назвала?
— Этого… художника и актрисы… Но где она живет, я не знаю, я сказала, что она — из театра «Юпитер», — на Марианну снова начала накатываться волна страха.
— Какое оружие у этих парней?
— Только ножи. И ещё эти… от велосипедов… цепи, — Марианна начала плакать.
— Ты меня не предупредила, — Боксон не счел нужным щадить её. — Тем хуже для тебя. Теперь молись за всех нас. Если с моими друзьями что-нибудь случится, я тебя изуродую и продам сенегальцам. Потом ты сдохнешь на помойке где-нибудь за площадью Пигаль. Пока!