Всё смешалось. Ветер, обжигающе холодный, пробирающий до костей, совсем не мог остудить мою разгорячённую голову и сердце, которое каждым ударом будто желало пробить дыру в моей груди. Вероника сидела, уткнув лицо в колени, и рыдала. Лунный свет падал на её волосы, которые теперь мне казались прозрачными, а кожа потеряла все краски и стала мертвецки-белой. Теперь я понял, почему Толик при нашей первой встрече назвал Нику призраком. Она действительна больше не жила с того дня, когда погибла Яна. Она — мёртвая душа.
— Почему ты никогда не просила у кого-то помощи? Одноклассники тебя два года избивали, и никто этого не заметил? Почему ты не обратилась в полицию?
— А смысл? Придёт дяденька инспектор, скажет ребятам: «Не делайте так больше», они головками покивают, на этом и разойдутся. Что я — племянница простого учителя математики, могу сделать против детей директоров или сотрудников полиции? Ты не знал, но отец Серёги в МВД работает. Глупо говорить о какой-то справедливости. Не хочу об этом, ничего уже не изменишь. У меня нет теперь другого пути, только вперёд. Ребята говорили, что мне самое место в аду. Может, Яна была права, летать — это здорово? Проверим.
Ника встала в полный рост. Она уже порядком замёрзла, но закрывать окно не собиралась. Она просто шагнула вперёд и исчезла внизу. Я рванул к окну, прошло всего лишь несколько секунд, но было поздно, Вероника лежала на снегу без движения. Я услышал чьи-то шаги за спиной. Это был Толик. Он тоже подошёл к окну и взглянул вниз.
— Мать твою, ты что тут делаешь? — закричал я на него. Он не реагировал. Я хорошенько хлестанул его по лицу. — И даже не смей думать, будто бы это я её выкинул!
— Да успокойся, я всё сам видел, — наконец пробормотал он, — бежим вниз, нужно звать взрослых, может, она ещё живая!
Я плохо помню, что было позже, происходящее напоминало кошмар. Мы со всех ног бежали с Толиком по коридору и ворвались в зал. Включился свет, после смутных объяснений Гордеева стали раздаваться удивлённые возгласы и крики ужаса. Поток людей хлынул из школы на улицу, забирая и нас с собой. Пётр Андреевич, увидев Веронику, кинулся к ней. Он кричал, звал на помощь и никак не мог поверить в то, что его любимой племянницы больше нет. Раздался душераздирающий рёв сирен. Меня окружило множество людей, они пытались добиться, что произошло, но я был на грани обморока и сам ничего не понимал. Если бы не Толик, который вцепился в рукав моей куртки и крепко держал меня, не отпуская ни на минуту, я бы точно где-нибудь рухнул. Все бегали и суетились вокруг Ники, а ей уже было всё равно. Я боялся посмотреть на неё. Боялся увидеть это испуганное лицо и глаза, в которых навсегда останется боль и слёзы. Школа пустела с каждой минутой, напуганные подростки бежали домой, учителя возились с убитым горем математиком, а потом все уехали в больницу. Спустя два часа всё полностью стихло. На холодном крыльце прямо на ступеньках остались сидеть я, Толик, Серёга и Артём. Мы пили остатки водки. Да, на наших глазах умер человек, а мы просто сидели и пили.
— Как ты оказался в кабинете? — спросил я у Толика. Он помолчал, пытаясь собраться с мыслями.
— У меня сигареты закончились, — признался он и стал искать по карманам зажигалку, — а в кабинете физики рядом с вольтметром и электрофорной машиной оставалась последняя пачка. Вот я и пополз потихоньку туда, но там у вас такие страсти начались, я решил у стеночки на полу посидеть, посмотреть.
— И долго ты там сидел?
— Ну, как ты ей признался, что она тебе нравится, с того момента я зашёл.
— То-есть, ты всё слышал, что она про тебя говорила, сидел и молчал?!
— Молчал бы ты! Ты там сам подвис, а я и вовсе офигел!
Парни закурили. Курил даже ботаник Артём, но нас это нисколько не удивило. Я сидел и не чувствовал ничего, будто меня самого выкинули из окна, выпотрошили все органы и оставили в таком состоянии.
— Какое всё-таки странное место школа, — задумчиво произнёс Артём и затушил сигарету, — школа учит нас говорить грамотно и красиво, но именно здесь мы чаще всего употребляем маты. Школа учит нас здоровому образу жизни, а мы напиваемся здесь и со спокойной душой прячем в кабинетах сигареты. Школа учит нас помогать друг другу в трудную минуту, а мы готовы передушить своих одноклассников. Школа уверяет, что после нас ждёт светлое будущее и счастливая жизнь, а в итоге это уже второе убийство в нашем классе…
— Так, всё, Кузе больше не наливать, — сказал всем Серёга и выкинул в урну пустую бутылку, — а то у него в башке вместо мозгов уже какой-то кисель.
— Не знаю, как по мне, так он прав, — проговорил Гордеев и поёжился. Было холодно. Серёга лишь усмехнулся. Мы не спеша побрели домой, размышляя о том, что-же будет дальше.