- На лицах и телах скончавшихся осужденных яркие пятна, разной величины и неясной этиологии. Возможно эпидемия или отравление неизвестным веществом. За свою врачебную деятельность, я ничего подобного не видел. Ни одна известная болезнь не подходит под симптомы. На бытовое отравление не похоже, на заражение тоже – ситуация развивалась слишком стремительно. Дополнительные бригады эпидемиологов со всем необходимым будут с минуты на минуту, - быстро вводил в курс дела медик с характерной внешностью доктора Айболита.
Плетнев шел мимо открытых камер, заглядывая внутрь каждой, человек в белом халате семенил рядом, поправляя медицинскую маску.
- Вы бы прикрыли дыхательные пути, Александр Владимирович, пока не ясно, что происходит.
Полковник пренебрежительно отмахнулся от протянутого сложенного в несколько слоев бинта, масок на всех не хватило.
- Да, оставьте, поздно уже.
- Никто не знает, когда поздно. Оденьте, – настойчиво проговорил медик.
Плетнев нехотя повиновался.
- Продолжайте.
- По словам свидетелей, смерть у большинства наступила практически мгновенно. С десяток помучились, но не долго, вот при вас…тут… С момента первой гибели прошло не более получаса, - торопливо дополнил картину происходящего начальник отряда майор Кузнецов.
На зама было больно смотреть, в отличие от своего начальника, он первым делом осознал степень ответственности за ЧП. Внешне он старался выглядеть хладнокровно, но посеревшее лицо с резко обозначившимися морщинами, жестко сжатые губы с трагично опущенными уголками и глубоко несчастный взгляд с мольбой о снисхождении, красноречиво демонстрировали, какие чувства его одолевают. Зэков он не жалел, сама ситуация никак не могла уместиться в голове.
-Пострадали только заключенные? – резко спросил Плетнев.
- Не только. Среди погибших двое сотрудников ИТУ.
- Кто?
- Дежурный помощник, капитан Клявер и младший инспектор Гаврилов.
Дело принимало совсем скверный оборот.
- Панику удалось остановить, ввели карантинный режим. Всех, кто находился на дежурстве, оставили внутри, вновь прибывающих оставляем для охраны снаружи, никого не впускаем, чтобы избежать возможного заражения, - Кузнецов из всех сил старался не давать волю эмоциям, но по его подрагивающим рукам было заметно, каких усилий ему это стоило.
- Сколько скончалось? – спросил полковник.
Стадия отрицания не желала покидать разум Александр Васильевич. Он отказывался принять смерти как случившийся факт и поэтому не мог погасить в себе желание немедленно действовать, хотя что он мог сделать? Не повернуть же время вспять.
- Больше половины состава. Оставшиеся до сих пор испытывают приступы, в более-менее удовлетворительном состоянии человек 20, не больше. Среди наших сотрудников картина получше.
- Так, быстро накрыть погибших простынями, - распорядился полковник.
Медик прав, если это инфекция, то неизвестно как происходит заражение, любая мера могла остановить распространение.
Только сейчас он начал внимательнее рассматривать погибших. Первое, что бросилось в глаза – пятна. Много пятен, перекрывающие татуировки заключенных интенсивным цветом. Полковник остановился. Отчетливые неестественные темно-зеленые следы, схожие с жухлой травой, покрывали лицо и руки распростертого перед ним тела. Разводы смотрелись неряшливыми кляксами, словно неумелый маляр пролил на осужденного краску. Помимо зеленого, на руках присутствовали красные и синие оттенки, но в меньшем количестве и размере. Они словно вытеснялись основным цветом. Начальник ФСИН внимательно вгляделся в небритое лицо почившего - перед ним лежал один из блатных с фамилией Гончаренко по кличке Гриня. Некоторых деятелей Плетнев знал лично – авторитет. Отбывал не первый срок. Матерый волчара. Нашивка на робе указывала статью совершенного преступления 105.
«Убийство часть вторая, - машинально отметил полковник. - Что, черт возьми, произошло?»
- Не подходите близко, товарищ полковник, - предостерег врач.
- Такие пятна у него по всему телу. Цвета у всех разные, размеры тоже, очертания и локализация не повторяются, – добавил он.
- Вижу. Где выжившие?
- Вон сидят, - Кузнецов кивнул в угол коридора.
Невредимые жались на одном маленьком пятачке, не зная, чего ожидать дальше. Самое страшное – неизвестность. Зэки пребывали в ужасе от непонимания явления и осознания абсолютной беспомощности. Массовая гибель выводила восприятие на уровень сюрреализма, отказ от действительности. Все без исключения на зоне чувствовали себя как во сне.
- Что говорят? – с трудом выдирая себя из погружения в кошмар наяву, проговорил Плетнев.
– Ничего особенного сказать не могут. В столовой пищу принимали вместе со всеми, от сокамерников не изолированы. Находились рядом с погибшими, но в разных местах друг от друга.