Эйзенхауэр

Дуайт выступил против инфляции, высоких налогов, централизованного государственного управления, «бесчестия и коррупции», за расширение прав штатов. Внешней политике он посвятил лишь одну-две минуты: явно подыгрывая тем, на кого должен был опираться на выборах, заявил, что проведение Ялтинской конференции «в обстановке секретности» было ошибкой (а как иначе могла проводиться встреча глав союзных держав в условиях войны?), что неудачей США стала потеря Китая, но в то же время признал «полную тщетность любой изоляционистской политики»^{519}.

Эта речь задала тон всей предвыборной кампании. Основные положения абилинского выступления повторялись затем в десятках речей Дуайта перед избирателями и на столь же частых пресс-конференциях. Из внешнеполитических и военных вопросов Эйзенхауэр наиболее детально останавливался на корейской войне: занимая умеренную позицию, воздерживался от призывов к полному разгрому северокорейской и китайской армий на полуострове и тем более применению против них атомного оружия. На слушателей производили глубокое впечатление заявления, что США должны оказывать помощь Южной Корее, чтобы она могла самостоятельно защищать свои рубежи, тогда как силы ООН (подразумевались американские войска) оставались бы на «резервных позициях»^{520}.

Что же касается взаимоотношений с Советским Союзом, то кандидат предпочитал отделываться шутками, основным содержанием которых было недовольство преувеличением советской мощи и опасности первого удара со стороны СССР. Однажды он даже заявил, что не верит в басню, что каждый русский имеет рост 14 футов (более четырех метров), и уже более серьезным тоном продолжал, что если американцы сплотятся, у них не будет никаких оснований бояться русских. Он переводил вопрос в плоскость экономического и геополитического соревнования, заявляя, что Америка должна направить усилия на оказание помощи третьему миру в «избавлении его от нетерпимости, невежества, безразличия, голода, болезней и чувства безнадежности»^{521}.

Единственную речь, почти полностью посвященную внешней политике, он произнес 25 августа в Нью-Йорке в зале «Медисон-сквер-гарден» перед членами ветеранской организации «Американский легион»^{522}. Оратор обвинил администрацию Демократической партии в том, что она не смогла закрепить результаты войны и позволила СССР значительно упрочить позиции; подчеркнул, что США должны перехватить у СССР идеологическую инициативу, добиться, чтобы каждый народ «выбирал себе правительство» и «сбросил ярмо коммунистической деспотии». Фактически в речи был выдвинут призыв к освобождению Восточной Европы от советского влияния^{523}.

На пресс-конференциях часто приходилось сталкиваться с неудобными вопросами, порожденными слухами, которые распространяли политические противники, и просто чудовищными сплетнями, подчас носившими расистский характер. Например, Эйзенхауэра спрашивали, не является ли его фамилия еврейской. Как надо было ответить на такой вопрос? Начать доказывать, что он происходит не из еврейской, а из немецкой семьи, означало лить воду на мельницу антисемитов. Такой поворот сразу же вызвал бы гнев довольно сильного в США, особенно в Нью-Йорке, еврейского лобби, не говоря уже о том, что Дуайта совершенно не интересовала национальность людей, с которыми ему приходилось иметь дела, важны были их деловые и личные качества. Услышав подобные вопросы, Дуайт тотчас заявлял, что он гордился бы принадлежностью к древнему народу, но, к сожалению…

Вскоре о национальности спрашивать перестали. Но вопросы, была ли у генерала «фронтовая жена» по имени Кей Саммерсби, не собирается ли он разводиться с Мейми, не является ли Мейми алкоголичкой, появлялись вновь (слухи, что его жена злоупотребляет крепкими напитками, распространялись уже несколько лет и были связаны с болезненным состоянием Мейми и с тем, что она редко появлялась на публике, проводя значительную часть дня в постели).

Когда такого рода вопрос был задан впервые, Эйзенхауэр просто растерялся. Он откинулся на спинку стула, сделал глубокий вдох и произнес: «Я не думаю, что в течение последних восемнадцати месяцев Мейми вообще выпила что-нибудь крепкое»^{524}. Этот вопрос неоднократно повторялся на следующих встречах с прессой, и каждый раз Эйзенхауэр ссылался на свой первый ответ.

Номинация

К собственному удивлению и к недоумению тех, кто видел в нем только профессионального военного, Дуайт быстро овладел искусством общения с прессой, выступлений перед разнородной аудиторией, без чего на политический успех рассчитывать было невозможно.