Дуайт Эйзенхауэр обратился к нации с программной речью, над которой он с помощниками работал более недели. Ее текст, по расчетам составителей, должен был удовлетворить максимальную часть избирателей, но в результате полностью не удовлетворил никого. Он начал выступление с молитвы, которая, разумеется, носила сугубо политический характер. Это был первый случай в истории США, когда молитва была включена непосредственно в текст инаугурационной речи. Слова молитвы сам Эйзенхауэр придумал этим утром: «Всемилостивый Боже! Сейчас, когда мы стоим здесь, мои будущие коллеги по исполнительной власти присоединяются ко мне и вместе со мной просят Тебя сделать полной и целостной нашу преданность делу служения этим людям, которые собрались здесь, а также их соотечественникам везде и повсюду. Мы взываем к Тебе: дай нам способность четко отделить зло от добра и сделай так, чтобы в своих словах и поступках мы придерживались этой способности, а также законов нашей страны. А особенно мы молимся, чтобы наша забота охватывала всех людей, независимо от их социального положения, национальности и профессии. Сделай так, чтобы возникли сотрудничество и общая цель между теми, кто, согласно принципам нашей конституции, придерживается разных политических взглядов, чтобы все они могли трудиться ради блага нашей любимой страны и Твоей славы. Аминь!»
Последующий текст речи по существу повторял молитву. Единственная часть, на которую обратили внимание наблюдатели (собственно говоря, она была основной), касалась внешней политики. «Воспринимая защиту свободы, как и саму свободу, в качестве единого и неделимого понятия, мы с одинаковым вниманием и уважением относимся ко всем континентам и народам», — заявил новый президент. Он употребил понятие «политический вакуум» и пообещал американское проникновение во все его области. Америке и всему миру было дано понять, что любые идеи о сокращении обязательств и тем более о возвращении к концепции «крепость Америка», на которой настаивала «старая гвардия» республиканцев, противоположны курсу, которым намерен был следовать Эйзенхауэр. Лидер фракции Демократической партии в сенате Линдон Джонсон, который через десять лет сам стал американским президентом, ехидно назвал инаугурационную речь «очень хорошим представлением программы демократов за последние 20 лет»{568}
.Затем началось веселье. Инаугурационные балы были давней традицией американской истории, восходившей еще к первому президенту Джорджу Вашингтону. Во времена Рузвельта и Трумэна в связи с экономическими трудностями, войной и послевоенным восстановительным периодом число балов было резко сокращено. Рузвельт обычно проводил один бал, Трумэн в январе 1949 года организовал два. В связи с огромным спросом на билеты и дабы продемонстрировать, что США вступили в спокойный период существования, после инаугурации Эйзенхауэра были устроены четыре бала в самых крупных залах столицы. Дуайт посетил все балы, на каждом танцевал с супругой и другими дамами. На присутствовавших произвела впечатление энергия Дуайта, который казался неутомимым.
После балов Эйзенхауэр впервые отправился в Белый дом в качестве его временного хозяина. А на следующее утро началась работа, к которой он готовился последние месяцы. Он уже приучил себя к мысли, что придется ежедневно заниматься огромным количеством внутренних и мировых проблем исключительной важности, и считал, что всё «будет великолепно»{569}
.Двадцать третьего января Эйзенхауэр провел первое совместное заседание правительства и ответственных сотрудников Белого дома. Он выступил с деловой речью, в которой подчеркнул, что осторожный курс и во внутренних, и в международных делах будет являться не только внешней вывеской, но и сущностью его политики. В отличие от инаугурационной речи он сосредоточил внимание на внутренних делах, отметив необходимость внесения корректив в закон Тафта — Хартли, расширения социального обеспечения и улучшения медицинского обслуживания. Речь он завершил словами: «Наши дела на родине будут основаны на среднем пути между неограниченной свободой личности и требованиями благосостояния нации. Таким путем мы будем избегать бюрократического правления так же, как и не допускать пренебрежения в отношении беспомощных»{570}
.